В былые времена в одном из моргов студентов и студенток в интернатуру принимали следующим образом. Сначала они работали ночными санитарами на приемке трупов со всеми вытекающими: перекладыванием и прочими «легкими» радостями. Днем, разумеется, учились в интернатуре. Потом работали наравне с санитарами в секционном зале, то есть привозили-увозили трупы, раздевали, перекладывали, вскрывали, даже если попадался человек-гора килограммов этак на сто двадцать, а то и на двести, пилили кости, извлекали внутренние органы. К чисто экспертной работе – описаниям, диагнозам, причинам смерти и выводам – допускались, когда осваивали весь технологический процесс с самого начала. Меня учили не столь изощренно, но смысл обучения оставался таким же. Современные будущие эксперты, безусловно, изучают методики и техники, но процесс обучения больше насыщен теорией, нежели практикой, а соль нашей специальности как раз в тяжелой работе в секционном зале на потоке.
Тяжесть работы не отменяет, однако, профессионального долголетия, может, наоборот, способствует ему. Судмедэксперты на пенсию выходят редко, хотя она оформляется не по возрасту, а по стажу – работа вредная. Работают, как у нас говорят, до трупных пятен. Когда я училась в интернатуре, в нашем морге прямо в секционном зале умер эксперт. Он был отнюдь не молод, но продолжал работать. Приличные и благообразные бабушки и дедушки вместо того, чтобы тетешкать внуков или даже правнуков, вскрывают трупы и на досуге обсуждают не дачный урожай, а, например, механизм образования конструкционных переломов черепа на отдалении от места приложения силы без первичных локальных переломов в точке приложения. К сожалению, после смены эпох и царствований таких зубров осталось мало. Я еще успела застать.
Танец
Тот самый О. с кафедры судебной медицины в институте, где я училась, был зубром. Многие вспоминают, как он читал лекции, принимал экзамены, делился историями из 90-х про утюги и паяльники в разных частях тел, про пули от «узи», сыпавшиеся градом из одежды убитых. Про бандитов, которые просили по-человечески «сделать» своих: склеить из кусочков развороченный череп, закрыть раны лоскутами кожи с ягодиц, загримировать, чтобы можно было прощаться в открытом гробу.
Я могу вскрыть труп, выделить или выпилить грудину, извлечь весь органокомплекс от языка до прямой кишки, пазухи черепа раздолбить долотом. Сама, если нужно, распилю позвоночник вибрационной пилой, отсепарирую мягкие ткани и почищу кости. И все равно это не женская профессия.
Степени, диссертации, ученики, статьи, монографии. Эксперт в составе группы по опознанию тел погибших на теплоходе «Нахимов», в составе правительственной комиссии по идентификации останков царской семьи, член экспертной комиссии по делу Чикатило и комиссии по освидетельствованию состояния здоровья членов ГКЧП.
К нашему знакомству уже с внушительным животом, лицо одутловатое, красно-синюшное, как пишут в протоколах, выпивал со всеми – с серьезными судебно-медицинскими мужами, министрами и с нами, студентами. Рассказывал, как, возвращаясь домой, ест руками котлеты со сковородки. На моей памяти носил всегда черный костюм.
Мы не были особо близки, но именно он заразил меня судебкой. Я выбрала интернатуру в том морге, где располагалась кафедра.
Когда я забеременела, просидела почти два триместра на больничном – восемьдесят один день с жутким токсикозом – и потом никак не хотела уходить в декрет. Нарушая трудовое законодательство, я исправно являлась на службу, пока отдел кадров в ужасе не выгнал меня за пару недель до срока родов.
Как ни в чем не бывало явилась я и на празднование 8 Марта. Не пила, но много ела. С О. встречалась тогда, конечно, редко, я работала в другом морге, в Москве несколько отделений. Увидев мой семимесячный живот, первым вплывающий в аудиторию, а праздновали мы по традиции на родной кафедре, он вскочил из-за стола, опрокинув стаканчики и рюмки, заулыбался, огляделся: за дверью в ведре стояли связанные, чтобы не рассыпались, кустовые розы, которые мужчины вместе с конфетами должны были раздать дамам, – а потом вытащил связку целиком и, обливаясь сам и обливая меня, подарил всю охапку мне одной.
Потом мы танцевали, он пригласил, мешали друг другу животами, но он как-то ухитрился меня обнять и наговорил каких-то добрых, спасительных благоглупостей.
Дочь родилась в начале мая. О. умер через два года. Я сидела в отпуске по уходу за ребенком, не пошла на похороны, была занята материнством. Сейчас уже не могу вспомнить в деталях ни одной его истории, ни одной шутки. И даже фотографии – и те только из интернета.
Завещание
В 2017 году вскрывала труп мужчины П., пятидесяти восьми лет. Пару лет спустя я получила повестку в суд по гражданскому делу о наследстве.