Мимо по коридору на каталке две санитарки влекли женщину. Большая, с огромными, полными слез глазами, она лежала, схватившись за пухлый живот, и стонала. Крутила от боли головой. Иногда ее стон переходил в звериный рев, который удалялся по коридору и исчез за поворотом.
— Кричи, милая, кричи, — Мальтус крестил ее вслед, — Если легче, кричи на здоровье!
Они достигли дверей, ведущих в правый флигель. У дверей стояли два охранника в черном, с рациями и нагрудной биркой «секьюрити». Почтительно вытянулись при виде Мальтуса и Ведеркина, нахмурились и набычились, отшвыривая грозными глазами главврача в белом колпаке и крашеной прическе.
— Кстати, хочу вам напомнить, Елена Семеновна, что наши роженицы являются источником нашего с вами благосостояния, — произнес Мальтус, — Чем больше вы соберете доброкачественной плаценты, тем больше мы выручим денег для доплаты врачам и сестрам, и на будущий ремонт здания. Таков хозрасчет, Елена Семеновна.
Он оставил спутницу среди обшарпанных стен, стертых полов и убогих палат с казенными кроватями и застиранными одеялами. Шагнул сквозь двери и оказался в ином пространстве.
Потолки были жемчужного цвета, озаренные невидимыми светильниками. Стены пленяли белизной, в которую были красиво врезаны дверные косяки кабинетов. Мягкий ковровый палас гасил звук шагов. Воздух тонко светился, был наполнен сладкими благоуханиями лаков и прозрачных покрытий, нежно волновал ноздри, словно сюда прилетали запахи гор, свежих ледников и невидимых, распустившихся соцветий.
Мальтус толкнул дверь с табличкой «Диагностика», и оказался среди стерильного блеска, белоснежного кафеля, холодного свечения металла. Горела высокая многоглазая люстра, похожая на чашу с несколькими белыми солнцами. Слепящий свет падал на длинный стол, укрепленный на хромированном круглом шарнире. Стол окружали приборы, похожие на хрустальные цилиндры, прозрачные конусы, стальные сферы.
Таинственная геометрия храма, посвященного загадочному божеству, предполагала жрецов, ритуал, приносимую на алтарь жертву. Множество мониторов голубели экранами, на которых волнообразно струились красные, синие, золотые волокна. Переплетались. Превращались в острые нервные всплески. Продолжали струиться, словно нити, из которых ткали невидимый многоцветный ковер. Вдоль стен высились белоснежные стальные шкафы, никелированные стеллажи, газовые баллоны. Множество проводов, трубок, воздуховодов и световодов сходились к столу, пустому и озаренному, на котором чудилось недвижное обнаженное тело, — пустота едва заметно светилась, будто душа человека уже присутствовала здесь, хотя плоть продолжала жить за пределами здания. Диагностическое помещение напоминало современную лабораторию и языческий храм, исследовательский центр и древнюю кумирню. Плоскость под люстрой была операционным столом и жертвенным алтарем, на котором уже возлежала приносимая в жертву душа. Медицинские практики и магические технологии, научные приборы и культовые символы совмещались в странной гармонии, волнуя воображение Мальтуса.
Несколько специалистов в белоснежных комбинезонах занимались наладкой приборов, крутили крохотные вентили, нажимали кнопку, придавая столу различные углы наклона. Были похожи на экипаж космического корабля, готовили его к полету в иные галактики.
Возник человек шарообразной формы, заключенный в сферический комбинезон с отливом парашютного шелка. Округлая, без шеи голова, без единого волоска, без намека на брови, не знавшая прикосновение бритвы, сияла прозрачными глазами, в которых отражался блеск люстры, цветные переливы экранов, хромированная белизна шкафов. Казалось, существо явилось из иных миров и приняло земные формы, стараясь по возможности походить на земных обитателей. Однако за усвоенной внешностью таилась иная сущность, иная форма жизни, способная преображаться и находить свое место в условиях чужых галактик.
Шарообразное существо подкатилось к Мальтусу, и некоторое время они молчали, пользуясь средствами бессловесного общения. Обменявшись кодом, одинаковым для всего мироздания, — энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света, — они признали один в другом брата по разуму. В шаровидной голове растворилась безгубая щель, и из нее раздался грассирующий, каркающий звук, чудовищно воспроизводящий одесский акцент.
— Здравствуйте, господин Мальтус.
— Здравствуйте, господин Гурвич.
— Мне очень радостно видеть ваше лицо.
— Я тоже рад, оттого, что вижу вас, господин Гурвич, и оттого, как прекрасно вы поработали.
— Мы поработали на вас так, как будто работали на себя, господин Мальтус. Скажу вам честное слово, что в Израиле вы не найдете такого оборудования, как здесь.
— Благодаря вам, господин Гурвич, мы оборудовали здесь маленький Израиль, который, я надеюсь, будет становиться все больше и больше.
— Если сказать без вранья, господин Мальтус, проживать в Израиле становится все бедней и бедней. Я начинаю помысливать опять перебраться в Россию. Арабы становятся такие наглые, что уже не боятся нашей атомной бомбы.