- Послушай, давай лучше закроем эту тему. Когда попадём в Россию… вот тогда в Москве, ты сама его обо всём лично расспросишь, хорошо?
Рита молча кивнула, но взгляд её при этом посуровел.
- Теперь у меня вопрос… - Карел неспешно достал из аптечки маленькую ампулу с оранжевой жидкостью мощным транквилизатором СИГМА-7. – Скажи, почему ты мне не позволила тогда в лагере убить того пожилого эсэсовца?
Женщина ответила не сразу, а когда ответила, то её слова сильно удивили майора, заставив насторожиться.
- В нём было меньше тьмы, чем в других.
- В ком в других?
- В прочих немецких солдатах. Многие из них, особенно эти… которые волки…
- Вервольфы?
- Да, они. Внутри у них пустота. Холодная зияющая рваная дыра и она всё время смотрит, будто что-то жуткое заглядывает в наш мир с иной стороны. Они не люди, не живые… Словно видишь двигающуюся куклу-марионетку и нити идут не наверх, а вниз под землю, где их постоянно кто-то или что-то дёргает и только тогда эти куклы движутся…
И откуда у неё брались силы всё это говорить? Словно что-то подпитывало изнутри, некий невидимый живой источник, прорастающий прямо сквозь сердце. Карел видел это своим внутренним зрением. Некий светящийся пульсирующий цветок рос из её женского естества, раскрываясь бутоном прямо в сердце, бережно обволакивая его своими крупными лепестками словно защищая. Майор вспомнил с какой легкостью Рита одним только взглядом смогла остановить уже практически занесенную для удара руку с ножом. Что это? Почему он не чувствовал это в ней раньше?
- Что за тьма, о которой ты говоришь?
- Она есть в каждом, будь то человек или зверь. У кого-то больше, а у кого-то меньше. Но самое страшное, что с каждым днём она растёт. Когда её немного, человек ещё может сопротивляться, как тот немец, что помог мне, но не смог помочь тысячам других несчастных. В отличие от прочих он ещё способен как-то сопротивляться.
Майор с тревогой глядел на спасённую женщину. О какой тьме она ему сейчас говорит? Неужели ей удаётся видеть то, что недоступно многим? Очередной тревожный знак. Тут уж ненароком задумаешься о специалистах Шестнадцатого Отдела. Такие вещи как раз по их части.
- Погоди, погоди… - Карел нервно покусывал губы. – Каким образом ты
Рита устало пожала плечами:
- Я не знаю. В детстве мне иногда удавалось чувствовать плохих людей. Вот этот я знала обманет, этот обидит, а другой вовсе пройдёт мимо, когда рядом случится беда. Равнодушных было всегда больше всего, больше чем подлых и жестоких. Я просто ЭТО вижу вот и всё… Моя бабушка была гадалкой и предсказательницей у меня ведь в венах течёт цыганская кровь…
Майор облизнул растрескавшиеся губы и, совладав с собой, уже более спокойно спросил:
- А что ты видишь во мне? Сколько во мне этой тьмы, можешь сейчас сказать?
Рита пристально посмотрела на него, как бы раздумывая, а стоит ли вообще отвечать.
- То, что я вижу мне непонятно и это меня слегка пугает. Я вижу двух разных мужчин, один из которых почти мёртв, другой же крепко спит и ещё… есть какая-то необъяснимая область, куда я не могу при всём своём желании заглянуть… слепая зона…
- Ты говоришь загадками, я ничего не понимаю.
- Я и сама не понимаю, - тихо и немного виновато ответила Рита.
«Не дави на неё, кретин, - мысленно одёрнул себя Карел. – Неужели не видишь, она, по-прежнему, в состоянии сильного шока. Тут кто угодно такого наговорит…».
Но произнесённые слова глубоко запали в душу майора. Каким образом её прошляпили опытные псионики Аненербе, имеющиеся в каждом нацистском концлагере? Ну не могли же не почувствовать. Отдельные особо одарённые эсэсовцы умели подслушивать чужие мысли, могли почуять вселившегося в «донора» нейроразведчика без дополнительного оборудования и уж наверняка заметили бы в заключённой паранормальные сверхспособности. В этом новом контексте его вроде как сугубо личная оперативная вылазка приобретала некий зловещий смысл. Интересно, а знали ли в самом Шестнадцатом Отделе об этих «необычных способностях» Риты? Ведь слишком уж легко там разрешили использовать ценного и хорошо подготовленного «донора». Ведь ему сразу следовало бы об этом задуматься. Ещё до начала опасного рейда в немецкий концлагерь.
В аптечке Карел нашёл свежий шприц, надел иглу и, проколов резиновую крышечку бутылочки с транквилизатором, стал медленно набирать яркую жидкость.
- Я могу помочь, - предложила Рита, - я умею делать уколы…
- Нет, спасибо, я сам…
Сняв шинель и закатив левый рукав рубашки, майор сделал «донору» укол. В голове тут же прояснилось, зрение обрело небывалую чёткость, тело стало лучше «сидеть». Карел осмотрел ранения. Кровь нигде больше не сочилась, но в любом случае раны снова откроются, когда закончится действие лекарств.
Свет в схроне вдруг погас на пару мгновений и включился снова. Висевшее над низкой койкой деревянное распятие упало на земляной пол убежища. Карел тихо выругался.
Задремавшая было Рита, вскочила на ноги:
- Что… что случилось?
- Нас выследили, нужно уходить.
- Как, уже?