– Я уверена, что ты сможешь, – подтолкнула Сессадон. Она ощутила толчок в груди, будто бы кварцевое сердце забилось. – Мы со жрецом старые друзья.
Молодой человек расслабился.
– Да, конечно. Вы правы. Он будет рад видеть вас.
Сессадон чувствовала на себе взгляд Эминель. Неужели она ощутила магию? Позже у нее будет время все объяснить. Сначала она займется делом.
Солнечный свет не проникал в комнату глубоко во внутренних закоулках храма, где лежал жрец, и лампа возле его головы давала скудный свет. Сессадон подошла поближе, чтобы получше его рассмотреть, сделав Эминель знак не приближаться.
Поначалу жрец не выглядел умирающим – его кожа была золотистой и блестящей, а цвет ее – здоровым, что заставило Сессадон скептически хмыкнуть. Она оглянулась на юношу, готовясь войти в его разум. Возможно, он лжет, не зная, кто она такая. Выяснить правду было бы просто.
Но тут жрец втянул в легкие воздух, и ужасный звук, в чем-то похожий одновременно и на шипение, и на скрежет, сообщил о случившемся.
Сессадон подошла к нему и опустилась на колени.
– Достопочтенный. Мне очень жаль слышать, что вы недомогаете.
Жрец смотрел на нее, его взгляд был глубоким и неподвижным. Он не ответил – но, конечно, заставить себя дышать через горло, чтобы произнести слова, было невозможно.
Сессадон повернулась к молодому человеку.
– И давно он в таком состоянии?
– Несколько недель, – ответил он.
– Он что-то ел, пил что-то, что привело к такому состоянию? – спросила Эминель.
– Насколько нам известно, нет, – печально сказал он.
– Как вы пытались исцелить его?
– Молитвой.
Эминель вышла вперед и положила руку на плечо Сессадон.
– Могу ли я исцелить его? Ты можешь научить меня? В детстве я не смогла, но, может быть, сейчас я попытаюсь.
Сессадон остановила ее. Она была удивлена бесцеремонностью девочки, ей это понравилось, но сейчас было не время.
– Не сегодня.
– Но ему нужно…
– Позволь мне.
Когда Сессадон произнесла эти слова, рука жреца поднялась – не быстро, но поднялась – пока кончики пальцев не коснулись запястья Сессадон. Колдунья удивленно посмотрела на больного. Холодные кончики пальцев жреца паутинкой пробрались к руке колдуньи, на мгновение легли на мягкую ладонь, а затем с небольшой силой, но с явным намерением оттолкнули ее.
Она позволила себе проникнуть в сознание жреца так мягко, как только могла, как перышко, мягко приземлившееся в гнездо.
Больше никто этого не слышал. Эминель обратилась к молодому человеку:
– Ты сказал недели? Сколько?
– С уборки урожая, – сказал юноша.
Сессадон обратилась к нему:
– Ты можешь оставить нас.
– Вы слишком много себе позволяете, – сказал он в замешательстве, его гладкое молодое лицо омрачилось. – Это вам следует уйти.
Когда Сессадон заговорила, ее голос изменился:
– О, но мы же заслуживаем доверия. Верно, Эминель?
– О да, – сказала девочка. В ее голосе не было той магии, что была у Сессадон. Она не знала, как ее туда вложить, пока не знала. Но Сессадон была рада, что девочка инстинктивно последовала ее примеру. Произнесенное согласие усиливало эффект заклинания убеждения. Это была одна из бесчисленных тонкостей, которым колдунья с нетерпением ждала возможности научить свою наследницу.
– Почему бы тебе не показать Эминель, где мы будем спать? – предложила Сессадон молодому человеку, и сила заклинания, стоявшая за ее словами, стала почти неотразимой. – Мы останемся на некоторое время.
Теперь на его лице не было ни тени тревоги. Юноша поклонился. Когда он поднял голову, то жестом руки попросил Эминель следовать за ним, и они пошли прочь.
Оставшись, наконец, наедине с больным жрецом, Сессадон присела рядом с его неподвижным телом. Слова казались излишними, поскольку жрец не мог говорить. Было бы неразумно заставлять его пытаться. Разговаривать в здравии собственного разума было бы проще.