Скорпион в янтаре

— Не пойму я только, как же вы Акинфа миновали? Тут только одна тропа, а я ему велел перед мостом стоять. Или вы с озера подошли? Катером?

Сашка решил до последнего не задавать демаскирующих вопросов. Своя здесь реальность, это безусловно, и Ростокин в ней свой, а сам он кто? Вот и постараемся выяснить окольно, применяя «стратегию непрямых действий». «Ловушка, ловушка, я в тебя не верю!» — так, кажется, звучит основное заклинание?

Для начала просчитаем, из какого эпизода их общего прошлого здешний Ростокин. Их не так уж много. Он посмотрел в висевшее между окном и дверью зеркало, старое, с пятнами облезшей амальгамы. На нем мундир, близкий к тому, в который одет Ростокин. Только китель серо-голубого цвета, а брюки черные. До бриджей-галифе здесь еще не додумались, если вправду семидесятые годы. Тысяча восемьсот… Сапоги одинаковые. Погоны похожие, но у него скорее генеральские, зеленый зигзаг по парче, без звездочек. И без вензеля. Полный генерал, что ли? Недурно.

Конечно, для Ростокина он с самого начала был генералом, хоть врангелевским, хоть орденским.

Так, значит, сейчас воплощаем мечту Игоря?

Сразу все встало на свое место: он рассказывал, как в ходе их эксперимента по поиску в дебрях реальностей мертвеца Артура с подругой очутился в мире своего недописанного романа о вторжении орд Батыя в условную Русь. Без подробностей, которые затрагивали слишком много личного.

Интересно, очень интересно. Ростокин сожалел, что таланта и убежденности ему не хватило, чтобы удержать реальность, о которой он много лет страстно мечтал. Ту, где он, молодой князь Мещерский, доверенное лицо великого князя Михаила (фигуры вымышленной, но совместимой одновременно с Александром Невским, Дмитрием Донским, Иваном Четвертым), встретил любимую княжну Елену в драматических обстоятельствах, спас, естественно, и едва не обрел чаемое счастье.

Смешно, конечно, вообразить такое цинику Шульгину, выросшему в совсем иную эпоху, что и через сто лет двадцатилетние юноши станут восхищаться и увлекаться сюжетами в стиле Вальтера Скотта или Бестужева-Марлинского, а вот поди ж ты!

Когда-то, не вдаваясь в подробности, Игорь рассказал ему о том, что случилось в том астральном походе, но крайне скупо, поскольку совсем другие проблемы их тогда занимали.

Вбросил Шульгин романтического мужчину из благостного 2056-го в жестокий девятьсот двадцать четвертый, и тот себя проявил там достойно. А теперь оказывается, что не так уж слаб оказался и воображением, если смог принять в придуманном мире реального человека. Тоже близок к уровню Держателей (или Удержателей) своих мыслеформ.

Воспоминаний хватило, чтобы включиться в сюжет.

— Лесом я прошел, Игорь. Акинфа твоего не встретил. Татар тоже. Но людей со мной нет. Один я… Так уж получилось.

И внимательно посмотрел на «князя», как он отреагирует, рассыплется ли самодельная реальность, вспомнит ли Ростокин свою истинную сущность, хоть какую, кроме придуманной. Очень бы просто стало, если б тот воскликнул: «Александр Иваныч, слава богу, вы пришли, и наваждение кончилось, а то ведь прошлый раз в окошко постучали, когда я письмо великого князя собрался прочесть, дверь открыл — а там яркое утро, Артур стоит на пороге, и княжна исчезла, и все…»

И они бы вместе начали думать, как выбираться обратно. Вдвоем с таким напарником гораздо легче.

Но Ростокин полностью оставался в образе.

— Поесть хотите? В печи горшок щей и сковородка жаркого томятся. Выпить тоже найдется. Только минутку подождите, взгляну, как там княжна. Жар бы не прикинулся…

Молодой князь ушел. Поразительно, какая интересная конструкция выстроилась. Лексика у Ростокина, человека середины ХХI века, совпадает и с той, которой пользовался Шульгин, и одновременно слегка стилизована, не под конкретный ХII или ХV век, а вообще, под условную старину. Помнит Шульгина и не сомневается в наличии княжны, лежащей в соседней комнате. Вдобавок эта лубочная реальность, в которой Сашка сейчас пребывает, выглядит весьма достоверной. По ощущениям. Даже сорок первый год разил кинематографом в стиле Озерова, а здесь — как дома.

Стены, печка, запах керосина, табака — все натуральное до последней крайности.

— Хорошо, — сказал Ростокин, вернувшись. — Спит. Пропотела после баньки да медовухи, дышит ровно, даже улыбается…

Видно было, что и он сейчас счастлив.

Почему бы и нет? Прошлый раз задание и что-то еще помешали ему остаться в придуманном для себя мире. Артур появился совсем не вовремя. Сейчас — мгновенье длится …

— Рад. Надеюсь, к утру совсем здорова будет, — сказал Шульгин. — Если время позволит, еще раз в баньку, чаю с малиной-калиной, медом, и снова в постель. Аспирина у тебя, думаю, нет? Или чего посильнее?

— Да откуда же? — на секунду выпал Ростокин из образа и немедленно в него вернулся: — Зато трав всяких много, монахи из Пустыни сушили и собирали. Если, упаси боже, болезнь княжну прихватит, отец Флор много в лечебном деле искусен, к нему обращусь…

Так, это направление пора оставить. Далеко заведет.

Шульгин демонстративно перекрестился.