Скорпионы

Опять можно было отдыхать. Не думать о душном городишке, о полете, о том, что полет закончен и ему предстоит глубокой ночью ехать на трясущемся автобусе по холмистому плоскогорью.

Герберт мельком взглянул на приборы.

И вдруг ему показалось, что произошло какое-то изменение, которое ускользнуло от его внимания. Он инстинктивно почувствовал, что в машине что-то не в порядке.

Медленным, внимательным взглядом он обвел кабину.

Рукоятка сброса груза едва заметно дрогнула.

Это было невероятно. Он хотел крикнуть: «Смотри, Раф!» — и не успел.

Машина, освобожденная от груза, рванула вверх, словно мощная рука исполина ударила снизу в ее брюхо.

Рукоятка опять чуть вздрогнула, но с места не сдвинулась.

Однако непрекращающийся сигнал сброса ясно говорил о том, что груз отделился от самолета.

Все, что теперь делал Герберт, он делал машинально.

Эти движения он знал наизусть, хотя до сих пор ему не приходилось их выполнять. Сами по себе они были просты, основное заключалось в быстроте реакции.

Он перевел газ на режим сверхзвуковой скорости. Выровнял качающуюся машину, включил автопилот. Кресла сами откинулись назад, и пилоты оказались в полулежачем положении. Двигатели взревели, залились почти непрерывным воем, переходившим в высокий свист.

Цепенеющей рукой Герберт успел включить аварийные часы, и в ту же секунду радист начал передавать аварийный сигнал.

Прошло всего лишь несколько секунд. Груз, сам собой отделившийся от машины, по огромной параболе несся сейчас к земле. Скорость самолета уже превзошла все допустимые цифры, перечисленные в приказе, и стрелка на приборе медленно входила в ту часть шкалы, где были обозначены красным цветом сверхзвуковые скорости.

Герберт отлично понимал, что, несмотря на максимальную скорость, машина не успеет выйти из зоны взрыва. Слишком малой была скорость в тот миг, когда что-то испортилось в устройстве сброса.

Еще через несколько секунд в углах кабины, за стеклами, появится вначале белая, затем зеленовато-фиолетовая вспышка. Она охватит все небо, проникнет в кабину, наполнит ее, ударит в глаза — и уже ничего больше тогда не увидишь. А в следующую секунду взорвутся баки с горючим.

Сознание отсчитывало секунды.

От внезапного ускорения в желудке поднялась волна тошноты, хлынувшая к горлу. Руки стали тяжелыми. Первые капли пота скатились от подмышек к локтям.

Герберт закрыл глаза, хоть знал, что это не спасет их от ослепляющей вспышки.

Он ждал, когда кончатся оставшиеся секунды.

Сейчас груз уже летит не по параболе, а почти вертикально, чтобы через секунду врезаться в землю.

По всему корпусу облегченной теперь машины время от времени проходила дрожь, но машина оставалась на курсе, можно было не выключать автопилота, не принимать управление и не снижать скорости.

Прошли еще две секунды, потом еще одна.

Герберт ждал зеленоватой вспышки, которая должна быть видна даже сквозь опущенные веки.

В наушниках что-то треснуло. Раф икнул.

Герберт открыл глаза. Он видел бегущую по циферблату секундную стрелку аварийных часов. Уже… Он с силой зажмурился. Новые капли пота текли по рукам. Ожидание было бесконечным. «Наверно, сильный ветер тормозит его полет», — подумал Герберт.

Раф как-то страшно заикал. Он издавал звук, похожий на звериный рык. «Увидел, — мелькнуло в голове Герберта. — Сейчас увижу и я».

И еще три секунды.

Машина шла плавно, без дрожи, как плывет в звездную ночь лодка по тихому озеру. Герберт чуть приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на аварийные часы, — в его сознании время мчалось слишком стремительно.

Он перевел взгляд на стекла и краем глаза увидел что-то зеленоватое. Голова его метнулась назад, ища опоры. Измученное недавним приступом сердце снова захлебнулось. Нервы атрофировались, кровь будто остановилась. Но вдруг сердце ударило сильней и снова забилось ровно. А вся кровь хлынула в голову. Шум в ушах заглушал даже грохот двигателей, казавшийся орудийными залпами.

Груз должен был уже врезаться в землю. Значит, взрыва не произошло.

Оба пилота лежали неподвижно, пока автомат не уменьшил подачи газа. Скорость падала вместе со стрелкой прибора. Кресла сами собой поднимались, пилоты снова сидели. Измученные двигатели то и дело сбивались с ритма, как только что сердце Герберта.

Автомат еще снизил подачу газа. Радист продолжал передавать аварийный сигнал. Первым отозвался Раф:

— Спускаемся…

— Нельзя.

— Мне нужно.

— Нельзя!

Раф начал расстегивать ремни. Герберт следил за его движениями. Затем второй пилот поднялся с кресла. Качаясь, он исчез в проходе за спиной Герберта.

Пот стекал на веки. Резало глаза. Протереть их он не мог. Вся одежда прилипла к телу.

Рафа не было.

Радист протянул ленту.

Герберт прочел сообщение. Успела отозваться комендатура базы. Требовали передать аварийные данные.

Он начал диктовать радисту. Когда, при каких условиях полета, на какой высоте произошло самоотделение груза. Как вела себя машина, экипаж, что было сделано после аварии, каково состояние машины.

Из комендатуры подтвердили, что донесение принято, и приказали продолжать полет согласно предписанию.

Герберт сказал радисту: