Скорпионы

— Пусть сообщат нам о результатах аварии.

Рафа все еще не было. Тогда Герберт расстегнул ремни, снял наушники. Внимательно осмотрел приборы стального пилота. Осторожно встал. Потом, опираясь руками о стены коридорчика, двинулся в глубь машины. Миновал радиста. Навстречу в темноте двигался Раф. Но здесь они не могли даже словом перекинуться — для этого нужно было вернуться в кресла.

Раф шел, шатаясь. Герберт поддержал его. Помог сесть. Посмотрел ему в лицо. Но увидел лишь матовое стекло, будто внутри шлем был пустой… Будто у Рафа совсем не было лица.

Герберт вздрогнул. Он наблюдал, как Раф медленно усаживался, потом секунду сидел неподвижно, наконец потянулся за наушниками. Герберт сделал то же самое, подключил микрофон.

— Раф.

Ответа не было.

— Раф! Раф, ты забыл микрофон…

Рука второго пилота потянулась к проводу. В наушниках раздался треск и наконец голос:

— Угу…

— Ну?

— Сделайте то же самое, господин майор…

— Да что с тобой?

— Не знаю. Когда я застегивал скафандр, кровь носом пошла. И с правым ухом что-то творится. Кажется, тоже кровь. Немного шумит в голове. Ох, господин майор, я ничего не вижу, совсем ничего!

— Раф!

— Угу!

— Посиди минутку спокойно, не шевелись. Сейчас зрение вернется. Не жмурься сильно. Только слегка прикрой веки.

— Угу.

И через минуту:

— Господин майор.

— Ну?

— Уже!

— Что, уже?

— Уже вижу.

— Ну вот, видишь.

— Господин майор.

— Ну?

— Сделайте то же самое. Я все из себя выбросил. Меня так скрутило, что я ничего не мог поделать. У меня не было сил застегнуть комбинезон, но я должен был это сделать и вам советую — это помогает.

Они замолчали. Радист принимал радиограмму.

Перед глазами Герберта появилась рука радиста с лентой, испещренной точками и тире. Герберт прочитал сам, потом передал Рафу. Тот прочел быстро про себя, потом еще раз вслух, то и дело разражаясь истерическим смехом.

— «Ничего существенного не произошло». — Смех. — «Груз упал на католическое кладбище за городом». Кладбище! «Задавило парочку в кладбищенской часовне». — Смех. — «Население в панике бежит из города. Химические отряды заняли пораженный район. Передвижные радиостанции призывают население сохранять спокойствие и возвращаться по домам. Временно, пока груз не извлечен из земли, движение по железной дороге возле кладбища приостановлено».

Раф заливался истерическим смехом, то и дело повторяя первые слова радиограммы: «Ничего существенного не произошло».

— Интересно, а это парочка успела хоть?..

Герберт выключил наушники. Внезапно он все это увидел совершенно отчетливо. Неотвратимая волна тошноты подкатила к горлу. Его стошнило прямо в шлем, и он испугался — в любую минуту мог оказаться забитым шланг дыхательного аппарата, мог отказать микрофон.

Перед его глазами возникла часовня. Мертвые лики святых. Двое людей… И потом — страшный грохот, валится свод и медленно оседает пыль от сбитой штукатурки.

Он снова включил наушники. Раф уже успокоился и только тяжело дышал — в наушниках слышался тихий шелестящий звук.

Потом перед глазами Герберта встало шоссе, уходящее из города… мчащиеся по нему легковые автомобили, грузовики, телеги, заваленные рухлядью, плачущие дети, рев сигналов. «Это что-то напоминает, — подумал он. — Военные сводки тоже обычно начинались словами: «Ничего существенного не произошло».

— Ничего существенного не произошло, — сказал он громко, чтобы проверить микрофон.

Сзади послышался щелчок. Он обернулся, но ничего не увидел. «Показалось?»

Раф тоже обернулся. Потом расстегнул ремни, встал и пошел посмотреть, в чем дело. Вернулся, сел и снова надел наушники.

— Что такое?

— Радист застрелился.

XVII

Связь с землей была прервана.

Можно было, правда, приказать Рафу занять место радиста, но Герберт не хотел этого делать. Он не хотел чтобы Раф, глядя на труп, размышлял о всяких ненужных вещах, потому что тогда и Раф мог бы, в конце концов, что-нибудь выкинуть, а он еще нужен был — при посадке.

Машина уже приближалась к базе, и через несколько минут с землей можно будет разговаривать непосредственно по радиотелефону.

«Возле ворот, где вход на территорию базы преграждают часовой и толстая цепь, стоит толпа. Прибывают одна за другой автомашины. Некоторые, с пропусками, въезжают на территорию. Длинная бетонная полоса вся светится красными огнями, и самолеты один за другим идут на посадку. Собираются комиссии, инспекторские группы, группы саносмотра, группы контроля, толпятся парни с узкопленочными киноаппаратами; вопросы, возмущенные возгласы; шныряют репортеры в надежде заработать — ведь дельце из ряда вон выходящее.

И вся эта свора — от генералов до жалких репортеришек из жалких газеток — бросится на нас и мгновенно проглотит, как лакомый кусок. Черт! Радист знал, как нужно поступить, как проще всего выпутаться из этой истории.