Скотту

- Да, - сказал я, глядя прямо перед собой, сердце колотилось в груди. - Я люблю ее

больше всех. Эта любовь заполняет и пожирает. Я люблю ее на свой страх и риск. Я

люблю ее… опасно.

Мы долго напряженно молчали, она сжала мое плечо.

- Я знаю.

- Тогда зачем спросила?

- Потому что хотела услышать. Это не реально, пока сам не скажешь.

- А еще, - я не слушал ее, - если ты знала, что она любила меня, а я - ее, почему не

сказала нам?

Она покачала головой, не желая принимать вину.

- Это не моя роль. И это не старшая школа. Вы взрослые. К такому приходят месте

через действия, а не с чужой помощью.

- О, как философски.

- Это правда. И между вами еще не все кончено.

- Точно, - я резко рассмеялся. - Я писал ей, звонил, но ответа не было. У нее даже

больше нет голосовой почты. Она, наверное, поменяла номер. Она вырезала меня из

жизни навеки.

- Может, пока что, - сказала она. - Может, это ей нужно. Но вечность переменчивее,

чем тебе кажется.

Вечность была кошмарной, а не переменчивой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Два дня спустя, как она и грозила, Джен и Брэдли вернулись. Я ушел ради общего

блага, взял с собой Жирного кролика и отправился в бар, который работал даже днем, где

меня приняли бы с собакой. Я ходил туда каждый день после того, как снова начал носить

штаны, что было прогрессом.

Я курил сигарету за сигаретой (это мне тоже позволяли, когда было мало

посетителей), пил виски за виски. Бармен - худой парень с уродливыми татуировками-

звездами на шее - давал мне выпить, пока мне не было пора возвращаться домой.

Как только я вошел в квартиру, покачиваясь от выпивки, мокрый от декабрьского

дождя, я врезался в чувство завершения. Это было на самом деле. Все было кончено. Это

теперь было моей жизнью.

Квартира выглядела голой. Половина картин пропала, как и половина мебели. Мне

остался диван, кресло из «IKEA» и телевизор на полу, ведь столик она забрала, как и

музыкальный центр с дурацким ковром. Кто забирает ковер?

Я отпустил поводок Жирного кролика и прошел в спальню. Хорошо, что кровать

была на месте, хотя я не понимал, зачем ей столики. Конечно, они ей не нужны были.

Джен забрала их из вредности. Словно ей было мало измен с тем гадом. Она ушла с

любовью - или сексом - а я остался ни с чем. Ребекка была в восторге, когда я сказал, что

мы с Джен расстались, но я не мог разделить это чувство. Не сейчас. Я ощущал себя так,

словно у меня украли жизнь. Счастливая или нет, но это была жизнь. Я ею управлял.

Теперь у меня ничего не было.

Я ощущал, как это бурлит внутри. Сердце терзалось, словно жучок грыз его, а потом

перебрался в легкие. Дышать не получалось. Можно было только проваливаться, как

грудь, и отчаяние, доводящая до безумия печаль разрушала каждую клеточку тела. Я не

был Дексом Фореем. Я был эмоцией, что осыпалась на пол, держась за дверь, словно это

была моя последняя ниточка к человечности.

Не знаю, как долго я был на полу, рыдал, чего раньше стыдился, сердце разбивалось,

и от меня снова осталась только оболочка. Но, придя в себя, я добрался до кухни. Жирный

кролик лизал мне лицо, словно мог развеселить меня. Я вытащил из буфета бутылку

водки. Я не этого хотел, но сейчас это мне требовалось. Я выпил половину, тьма

опустилась на меня, а с ней и облегчение забвения.

К сожалению, приходилось пить, чтобы оставаться без сознания. Я проснулся в

восемь вечера, Жирный кролик скреб дверь балкона, чтобы его выпустили. Снаружи было

холодно, низкие облака сияли оранжевым он фонарей и угрозы снега. Последний раз шел

снег, когда Перри ушла. Я невольно увидел боль на ее лице, когда она порвала браслет и

убежала в снежную ночь, туда, куда я боялся идти.

- Ох, я безнадежен, - сказал я собаке, пока тот писал на перила. Он снова осуждал

мои навыки родителя. Пускай. Сейчас он был выше меня в развитии.

Зовите меня слабаком, любящим терзать себя, но мне нужно было ощутить

присутствие Перри, обдумать все, притвориться. Мне нужно было этот как воздух, словно

я тонул и не мог вдохнуть. Я не мог следить за ней, я был не таким, так что лучше всего

было удалиться в логово, где она побывала.

Логово было моим кабинетом, убежищем, местом, что принадлежало мне, моей

мужской пещерой, если хотите. Забавно, но квартиру я купил на свои деньги (наследство

от матери), и Джен не вложила ни копейки, даже за проживание не платила. Но она

дотянулась всюду, словно место принадлежало ей. Но эта комната была моей, а на

короткий и прекрасный период времени она принадлежала Перри.

Я сидел на кровати, вдыхал воздух, что уже не пах ею, представляя Перри тут. Я

представил ее спящей в концертной футболке, край задрался, и было видно ее

сексуальный живот, а ее грудь вздымалась и опадала от дыхания, идеально очерченная,

готовая для ласки… ладно, может, я был из таких. Я представил ее вбегающей со слезами

на глазах, пока я пытался понять, что делать с тем, что я влюблен в лучшую подругу,