Скованные

Малин совершенно точно способен получить доступ к информации, до которой мне никогда не добраться. Я приезжая. Биомусор Амока. Двери передо мной закрыты наглухо. Я могу стучаться в них головой, но быстрее расшибу лоб, чем пробью хотя бы щель.

– Я ее не касаюсь, – Малин не отпускает моих глаз.

Ногтями вдавливаю плотную ткань в ладони, вынуждая трезветь. Только не выходит!

– Сейчас – да, но я уверен, что уже полапал, – голос Дрейка помог балансировать на более ровной поверхности.

Не дал упасть. Вернее, пасть… Прыгнуть в руки чертового столичного!

– Подожди, мы еще не закончили, – Малин не отвел взгляд.

Ему все равно? Он ничего не чувствует?

Я одна страдаю за двоих? Почему? Даже у истинности нет справедливости?

– Сперва получи мое разрешение на использование моего слейва, установи плату, я ее приму или не приму. Какого черта я должен рассказывать тебе правила?

Разрешение на использование?

Резко смотрю на Дрейка. Взгляд не сразу сфокусировался на знакомом лице в полумраке комнаты.

Установить плату? Плату за использование?

Я не вещь!

Хочется рычать от злости и… не только. Спокойствие и равнодушие Дрейка продлевает жизнь раздражению. Нечему удивляться. Он сразу говорил о том, для чего нужны приезжие – служить столичным. Он искренне верит в это, живет с этим всю жизнь, и винить его в устоявшемся глупо.

– Правила, – Малина запрокидывает голову и смеется. Перевел взгляд на Дрейка. – Ну, говори, что ты хочешь?

Вцепиться бы им в глотки. Двоим. Перегрызть к чертям. Но тогда они не осознают, не поймут. Ничего не поймут.

Очередной внутренний толчок изнутри. Болезненный импульс безжалостно толкает вперед. Сделать шаг – всего один – и прижаться к Малину. Обвить руками, ощутить тепло под ладонями, вдохнуть его. Полностью.

Вонзаю клык в закушенную губу. По языку растекается металлический солоноватый привкус.

Не двигаться. Только не шевелиться. Не дать себе повода коснуться его. Проклятого истинного.

Он неотрывно смотрит в одну точку. Шею обжигает его взгляд – озадаченный, диковатый. За верхней губой язык прокатился по зубам.

О чем он думает в этот момент? О чем он вообще может думать, когда я готова умереть прямо здесь, лишь бы ничего не чувствовать? И сразу другой вопрос: почему его должны волновать мои ощущения?

«Потому что я его истинная, и он должен страдать вместе со мной!» – истошный вопль остается внутри. Наружу вырвался лишь судорожный выдох.

В уши раздражающе вбивается далекий цокот каблуков. Он приближается, стуча мелкими молоточками по барабанным перепонкам.

Малин на короткий миг наградил меня странным взглядом и вновь уставился на шею.

Сильные руки сгребли в охапку все мои внутренности и сжали, скручивая. Выжимают по капле всю кровь. Теперь я готова умолять Дрейка забрать меня отсюда. Увести подальше, лишь бы истинность перестала меня ломать.

– Мальчики, вы оба здесь, – комнату заполнил тягучий голос

С трудом смотрю на нового члена нашего междусобойчика.

Знакомая блондинка поправила длинный хвост прямых волос.

– Кисунь, и ты здесь. Прекрасно, – на ее лице расцветает притворно милая улыбка. – Дрейк, дорогой, дай мне своего слейва на час.

Боль в зубах и ладонях спасает помутившийся разум от непредусмотрительного ответа. На достойную полемику я неспособна.

– Сколько желающих, – усмехается Дрейк. – Пора пересмотреть расценки.

Я не вижу ничего кроме бледно-желтых глаз.

Малин. Ненавижу тебя. За то, что ничего не чувствуешь.

Почему истинный – он, а не кто-то из приезжих? Таких же нормальных, как я. Я бы не сопротивлялась. Не сдерживалась. Сама бы шагнула навстречу.

– И ты? – удивляется блондинка, перетягивая на себя мой затуманенный взор. – Девочкам надо уступать. Я верну ее целой, успеете наиграться.

Хочу подретушировать растянувшиеся в кокетливой улыбке губы. Разбавить кровоподтеком, например.

– Я не вещь, – цежу на грани адекватности, – и никому не позволю «играться» со мной.

Столичная с притворным сочувствием качает головой и поворачивается к Дрейку.

– Всего лишь дам ей пару уроков хороших манер.

Он ловит мой взгляд. Даже не представляю, что в нем. Во мне с факелом наперевес разгуливает взбесившаяся истинность, приговаривая: «Кто не спрятался, я не…»

– Наденешь ошейник и поводок, заставишь ползать на четвереньках и лизать тебе пятки? – смеется Дрейк.

– Хорошая идея, спасибо, – блондинка сжимает его плечо. – Хочу-хочу. Мур-мур.

Острый алый ноготь надавливает на нижнюю губу Дрейка.

Не хочу смотреть на него. Очередной столичный, такой же, как остальные.

Вдох внезапно отзывается щемящей тоской в груди. Она тяжелым шаром прокатывается по ребрам и падает в живот.

На глаза набежали слезы. Совершенно беспочвенный страх больше никогда не прикоснуться к Малину буквально выворачивает сознание. Раскурочивает все несущие конструкции здравомыслия.

Откуда это взялось?

Отрешенно слежу за своей рукой, будто не я ей управляю, а нечто чужеродное. Тепло разливается по ладони, мягкая ткань футболки словно облизала нежную, ставшую слишком чувствительной, кожу.

Как сопротивляться?