Скованный ночью

В газете приводилась фотография мертвой старшеклассницы. Поперек ее лица кто-то вывел красным фломастером три буквы: «МОЕ».

Тут мне пришло в голову, что, если Джона Джозефа Рандольфа не признали невменяемым по достижении восемнадцати лет, именно в этом году он должен был выйти на свободу – с рукопожатиями, записью об исправлении, карманными деньгами и напутствием священника.

Последующие тридцать пять лет были проиллюстрированы тридцатью пятью статьями, сообщавшими о тридцати пяти загадочных зверских убийствах. Две трети было совершено в Калифорнии, от Сан-Диего и Ла-Холлы до Сакраменто и Юкаипы, остальные – в Аризоне, Неваде и Колорадо.

Жертвы – на каждом фото которых было написано «МОЕ» – представляли собой пестрое зрелище. Тут были женщины и мужчины. Молодые и старые. Белые, черные, азиаты, испанцы. Нормальные и педерасты. Если все это было делом рук одного человека, то выходило, что наш Джонни был убийцей, действующим без разбора.

Беглый осмотр вырезок позволил мне заметить лишь две детали, объединявшие все эти многочисленные убийства. Первое: устрашающее насилие с применением тупых или острых предметов. Заголовки пестрели словами «ЖЕСТОКИЙ, ЗЛОБНЫЙ, ДИКИЙ и ОШЕЛОМЛЯЮЩИЙ». Второе: ни одна из жертв не имела следов сексуальных домогательств. Единственной страстью Джонни было бить и резать.

Но только одно убийство в год. Когда Джонни позволял себе его совершить, он действительно давал себе волю, сжигал лишнюю энергию, изливал всю свою желчь до последней капли. Тем не менее многолетние серийные убийцы с обширной практикой, ограничивающие себя 364 дня в году ради одного дня маниакальной бойни, не имели прецедента в анналах патологических убийств. Что же он делал в остальные дни? На что направлял свою злобную энергию и страсть к насилию?

За те две неполных минуты, в течение которых я быстро просматривал этот монтаж выдержек из дневника Джонни, моя клаустрофобия сменилась более глубинным и первобытным страхом. Слабый, но ощутимый электронный гул, подобный грохоту железнодорожного состава, и менее частый, но страшный скрежет маскировали звуки нашего приближения к логову убийцы, но та же какофония могла скрыть звуки приближения Джонни к нам.

Я был последним в процессии и, оглядываясь на пройденный нами путь (а это случалось каждые десять секунд), был убежден, что старина Джонни Рандольф вдет за моей спиной, готовясь нанести удар, ползет на брюхе, как змея, или прыгает с потолка, как паук.

Видимо, он был жестоким убийцей всю свою жизнь. Может быть, теперь он «превращался»? Не поэтому ли он крал детей и переправлял их в это зловещее место – вдобавок к желанию отомстить тем, кто доказал, что он убил своих родителей, и отправил его в колонию? Если такой хороший человек, как отец Том, быстро дошел до состояния дикости и безумия, то в какую темную бездну должен был пасть Джон Рандольф? Каким немыслимым чудовищем должен был стать этот человек, учитывая, кем он был с самого начала?

Поразмыслив, я пришел к выводу, что нарочно подхлестываю свое воображение и забираюсь туда, куда обычно не забирался, потому что эти лихорадочные страхи позволяют мне не думать об одиноком и беспомощном Бобби Хэллоуэе, истекающем кровью в нише лифта.

Следуя за Сашей, Доги и Рузвельтом, я быстро провел инфракрасным лучом по последним экспонатам этой чудовищной выставки.

Два года назад частота убийств возросла. Судя по вырезкам на стене, теперь они совершались каждые три месяца. Заголовки кричали о сенсационном количестве убитых. Жертвы больше не были одиночками: теперь их было от трех до шести одновременно.

Возможно, именно тогда Джонни и решил взять себе напарника – коренастого красавчика, который так стремился раздробить мне череп в коридоре под складом. Где встретился этот тандем убийц? Едва ли в церкви. Разделили ли они обязанности между собой или расширили дело?

Очевидно, партнер помог Джонни освоить новую территорию; вырезки говорили, что он добирался даже до Коннектикута и южной солнечной Джорджии. До Флориды. Совершил увеселительную поездку в Луизиану. Дальнюю прогулку в Дакоту. Путешественник.

Выбор оружия у Джонни тоже изменился: никаких молотков, обрезков труб, ножей для разделки мяса и колки льда, никаких топоров и даже экономящих усилия циркулярных пил и электродрелей. Теперь этот малый предпочитал огонь.

Кроме того, его жертвы стали более «однородными»; у него наконец появился свой конек. В последние два года это были исключительно дети.

Были ли все они детьми и внуками тех, кто перешел ему дорогу? Или это всего лишь последнее увлечение, добавлявшее азарта его черному делу?

Теперь я еще сильнее боялся за четверых ребятишек, оказавшихся в руках Джона Джозефа Рандольфа. Меня утешало только то, что согласно экспонатам этой дьявольской галереи, чиня свои зверства над группой жертв, он уничтожал их разом, на одном костре, словно совершал жертвоприношение. Следовательно, если один из похищенных детей был жив, то, вероятно, были живы и все остальные.