Двадцать одна галера. Из них десять в состоянии прекрасном, в бою сделали не более пяти выстрелов, не получили ни одной пробоины и потери в людях совсем невелики. Остальные изрядно потрёпаны. Галера госпитальеров и пара захваченных турецких галер в крайне удручающем состоянии. Онорато приказал снять с них всё ценное.
Пушек насчитали девяносто, из них семнадцать больших бомбард и вдвое большее число кулеврин.
— … и двести бочек пороха, — подсказывал писарю Серено.
Гребцов-кандальников, кто мог продолжать работу, сочли чуть менее двух тысяч. И ещё около тысячи вольных. Все вольные — с венецианских галер. Недостача народу на четверть от необходимого числа.
Солдат и матросов полторы тысячи. Это если свести до ровного счёта и учесть только тех, кто цел или легко ранен. Ещё сотни две тех, кто Божьей волей может ещё и выкарабкается. А может и нет. Лекарей нету. Конечно, плох тот солдат, кто товарища перевязать не сможет или, скажем, перелом в колодки взять. Да вот только когда плоть загнила, отнять руку или ногу так, чтобы раненный душу Господу не отдал, или горячку сбить, уже не всякому под силу. Потому кресты в скором времени колотить предстояло для сотни тяжёлых. А то и более. Среди этих несчастных числился и Джованни ди Кардона. Командир арьергардной баталии не приходил в сознание.
— Ежели всех считать, то сухарей, солонины, фасоли и вина на пять дней, — доложил Серено.
Каэтани поджал губы.
— Могло быть хуже, — заметил де Коронадо.
— Куда уж хуже… — буркнул маркиз делла Ровере, который сидел в тени и нервно разминал суставы пальцев, сцеплённых в замок, — что жрать-то вскорости будем?
— Будем торговать с местными, — ответил Каэтани.
— Чем торговать? Голой задницей?
— Вывернем карманы, — раздражённо бросил герцог. — Золото — всегда золото. Неважно, чей герб или профиль на нём отчеканен. Подозреваю, наследник герцогства Урбино отправился на войну не с пустым кошелём?
— Уже считаете чужие деньги? — недобро процедил делла Ровере. — Может лучше сами явите пример достойной щедрости?
— Явил бы, да моя казна сейчас от меня далековато. Осталась на "Грифоне".
— И это даёт вам право запустить лапу в чужой карман?
— Право мне даёт верховная власть в этом отряде, вручённая мне доном Хуаном Австрийским, о чём есть его письменный приказ. Если не ошибаюсь, вы лично присягнули ему ещё в Генуе?
— Принц сейчас там же, где и ваши деньги, — усмехнулся делла Ровере.
Он посмотрел на Хуана Васкеса.
— А вы что молчите, сударь? Вы тоже намерены подчиняться этому… — маркиз едва не сказал "этому выскочке", но всё же сдержался, — этому господину?
— Я видел приказ принца, — ответил де Коронадо, — и к тому же получил устное распоряжение маркиза де Санта-Круз, моего непосредственного начальника.
— Его здесь нет, как и принца. Да и что это за приказ такой? Ведь по всему выходит, он ещё не отдан. Сколько там лет до него? Тысяча? Две?
Он потёр виски пальцами.
— Господи, какая чушь… Какая невозможная чушь…
Каэтани бросил косой взгляд на де Коронадо. Тот сохранял внешнюю невозмутимость, но на скулах едва заметно играли желваки.
— Вы хотите реквизировать деньги солдат и офицеров и составить общую казну? — спросил Хуан Васкес. — Едва ли это хорошая идея. Да и согласятся ли местные торговать с нами? Они явно недружелюбно настроены и по всем признакам готовятся к осаде.
Разведчики доносили, что вокруг города не прекращается какое-то движение, суета. На небольшом отдалении от выставленной герцогом заставы крутились люди. Наблюдали за пришельцами. Их видели и к западу, и к северу от лагеря.
По западной дороге к Эниадам ползли упряжки волов, тянулись отары овец. Местные спешили укрыться за стенами. Через Ахелой туда-сюда метались однодревки. Порт покинула пара "круглых" кораблей.
— Дон Онорато, какие они могут собрать силы? — спросил де Коронадо. — Кто нам может угрожать?
— Понятия не имею, — вынужден был признаться герцог, — насколько я помню, Ахелой отделяет Акарнанию от Этолии. Про Акарнанию в известных мне книгах почти не упоминалось. Это какие-то задворки, ничем не прославленные. Этолийцы были сильными воинами, но вроде бы дни их громкой славы настали много позже царствования Александра.
— Они дружат или враждуют с этими… как их там… — Хуан Васкес споткнулся о труднопроизносимое слово, но Каэтани понял его и так.
— С акарнанцами? Скорее враждуют. Но я не уверен.
— Скверно… — делла Ровере постучал кулаком по колену, вскочил, едва не уронив раскладной табурет, и принялся нервно мерять палатку широкими шагами.
Каэтани взирал на него исподлобья. Он сидел вполоборота к столу и подпирал щеку кулаком. Зрачки качались, как маятник.
— Нельзя ждать, пока они соберутся с силами, — сказал маркиз.
Он остановился перед Каэтани и опёрся о стол. Выражение лица дона Франческо изменилось. Не осталось ни следа недавней растерянности, будто он решился на что-то и теперь ясно видел, как надлежит действовать.
— Предлагаете взять город? — поинтересовался де Коронадо.
— Это решило бы все проблемы.
— Не думаю, что это хорошая мысль, — осторожно заметил Хуан Васкес.
— Это ещё почему? — спросил делла Ровере.