Скованный Прометей

— Осса, — сказал коринфянин, увидев Каэтани.

— Родина кентавров, — добавил герцог.

— В ваших краях слышали о них? — удивился коринфянин.

Онорато улыбнулся.

— Скажу тебе так, почтеннейший — и да и нет. Большинство моих людей понятия не имеет, кто это. А я слышал. С детства мечтал увидеть.

— Никому ныне это не дано, — пожал плечами Демарат, — кентавров в незапамятные времена истребил Геракл. Может и о нём ты слышал?

— Приходилось. Он него ведут свой род цари Македонии.

— Ты не перестаёшь удивлять меня своими познаниями, почтенный Онорато, — отметил Демарат, — вот я, признаться, о твоей стране ничего не знаю. Только слышал от карфагенян, что она лежит далеко на западе и вокруг неё они плавают за оловом.

Куда больше, чем познания герцога о дальних странах и делах эллинских восхищали коринфянина корабли христиан. Ему позволили осмотреть и ощупать "Капитану" от обрубка шпирона до фонаря-лантерны на корме. Первые два дня путешествия он только и делал, что ходил взад-вперёд по куршее, глядя на работу гребцов. На стоянках сам вставал к веслу, пробовал им ворочать. Гребцы, с которых сняли кандалы, посмеивались. Демарат тоже скалился в ответ.

Империале с видом радушного хозяина, похвалявшегося перед гостем своими закромами, показывал и объяснял:

— А впятером сидят, потому как народу подходящего у нас мало. Потому, значит, с краю сидят кто лучше обучен — шиурмы. А далее апостис, терциол, квартерол, и у борта самый дохлый — квинтерол. Шиурмы-загребные, задают темп. На корме двое эспальеров, а на носу двое канильеров — эти самые опытные.

— Так это же надо всех равномерно, по силам рассадить, — заметил Демарат с видом знатока, при том, что большую часть слов он не понял.

— Ну, да, — кивнул Николо, — та ещё задачка.

Демарат цокнул языком. Про себя решил, что варвары хитроумны, но эллинская рассадка куда более мудра. Любой софист подтвердит — мудрость в простоте. Ну а моряк поддакнет.

Вскоре его сомнения подтвердились. Галеры Каэтани шли на вёслах медленнее коринфских триер, на которых Демарат походил изрядно. Однако временами христиане ставили паруса и вот тут коринфянину опять пришлось удивляться — для эллинских судов боковой ветер служил помехой, а варварам каким-то непостижимым образом не препятствовал. Галеры продолжали движение, позволяя гребцам отдохнуть.

А ещё здесь было кое-что, потрясшее Демарата до глубины души. Пушки.

Что это такое ему показали ещё на Тенаре. Пальнули с сотни шагов из аркебузы по подвешенному на колу бронзовому панцирю, прикрытому щитом. Главное своё достояние герцог предпочёл до поры скрыть от глаз зевак, но Демарату пояснил, что вот эти здоровенные штуки — суть тоже самое, только мощнее. Почтенный Демарат впечатлился разрушениями, какие сотворила сия ручная грохочущая машина? Вот, а эта дура, именуемая кулевриной, столь же соотносится с аркебузой, как гастрафет с палинтоном, который мечет камни весом в талант.

Оценив такую мощь, коринфянин предпринял ещё одну попытку подговорить Каэтани взять курс на Сицилию, к Тимолеонту, но герцог остался непреклонен. Его интересует служба Филиппу Македонскому и более никому.

— Но почему? — не унимался проксен.

— В скором времени он станет самым могущественным правителем в Элладе и бросит вызов персам, — важно отвечал Каэтани, — большая честь служить такому царю. Честь и выгода.

Такие речи Демарата удивляли и не удивляли одновременно. В способностях Филиппа он сам не сомневался, был вхож в ближний круг и знал о тайных помыслах своего царственного друга, но когда о том же самом столь уверенно вещает чужеземец… Да и ладно бы из соседей эллинов, тех же персов, а то из страны полумифической.

— Откуда тебе это известно?

— Так говорит мне мой Бог, — невозмутимо отвечал Каэтани.

Бог, это серьёзно. Хоть свой, хоть чужой. А если к словам бога присовокупить эти бронзовые дуры…

Короче, сдался коринфянин. Решил, что не послужит соотечественнику, так другу услугу окажет. Он вызвался сопроводить Каэтани к Филиппу.

Тут к его удивлению вышла заминка. Онорато почему-то начал колебаться, стоит ли брать курс на Перинф. Вроде ни для кого на Тенаре не тайна, что царь сейчас там. Уже три месяца держит город в осаде. Хочешь послужить, так давай прямиков на войну, но Каэтани почему-то туда не очень хотел.

А хотел он в Пеллу, где правителем остался сын Филиппа, молодой Александр, что тоже всем известно. Македоняне не делали из этого тайны.

Ну в Пеллу, так в Пеллу, пожал плечами Демарат.

И вот уже Фессалия. Осса.

— Далеко ещё? — спросил Каэтани.

— От Оссы до Пидны около трёхсот шестидесяти стадий, — ответил коринфянин.

— К вечеру дойдём?

— К ночи можно успеть, если очень поспешить. Но зачем? Сделаем ещё остановку.

Герцог согласился. Спешить некуда. Всё равно не успели.

Когда флотилия христиан миновала Эвбею, Онорато вдруг вспомнил. Это же тот самый год, когда Филипп назначил сына хранителем государственной печати. И тогда восстали меды, юный царевич отправился в свой первый поход, победил восставших и город их переименовал в Александрополь.