Скрепы нового мира

Много лет меня каждое утро преследует один и тот же вопрос. Нельзя сказать, что он затрагивает глубокие пласты быта или бытия; наоборот, он до неприличия прост. Хотя… спросить совета у любимой жены не помешает никогда:

— Саш, мне сегодня побриться или так сойдет?

— То есть как так? — оторвалась от приведения кровати к дневному виду Александра.

— Ну завтра…

Продолжить реализацию секретного плана «день продержаться да ночь простоять» я не успел.

— Опять все заспал?! — с нежданной экспрессией напустилась на меня супруга. — Нас же Бабель на прием пригласил, в аккурат на сегодняшний вечер. Помнишь, он говорил, писатели будут, чертова прорва чертовых соцреалистов. А у тебя мало что приличного костюма нет, так еще и небритым чучелом заявишься?

— Костюмы это прошлый век!

— Да я моду на сто лет вперед лучше тебя знаю!

— Показал на свою голову! — Похоже, пришло время пустить в ход последний аргумент: — Может я после работы в парикмахерскую забегу?

— Не успеешь! — Одетая в гобеленовую наволочку подушка припечатала покрывало как точка букву «i».

Мне осталось только проворчать:

— Надеюсь там хоть покормят по-человечески…

Вывернув физиономию к серому свету утра, я брезгливо поскреб пальцами двухдневную щетину. Пустяк? Как бы не так! Это в 21-ом веке самого паршивого китайского станка хватает раз на десять, а порезаться им так же сложно, как школьнику постичь суть уравнений Максвелла. В мире интербеллума — совсем иное дело. Безопасные лезвия лучших марок терпимы только на первый раз, второй не рекомендован без ляписа,[109] дальнейшее использование до неприличия смахивает на староиспанскую кровавую пытку. Хуже того, я уже который месяц не могу добыть в Москве контрабандный Жиллет. Местная же торговля предлагает ровно один вариант — бритвочки треста Мосштамп. Как говорят, перед самым кризисом тридцатого года они стали очень и очень приличны, настолько, что легальный, равно как и нелегальный импорт потеряли малейший смысл. Теперь же, после перехода со шведской стали на советскую, шкрябать морду лица Мосштампом стало натурально опасно для жизни.

Однако сопротивление бесполезно: достойный дебют в литераторской тусовке стоит располосованной морды лица.

— Чайник кипяченый? — бриться с водой из-под крана, да еще по весне, я с некоторых пор не на шутку опасался.

— Каждое утро ставлю!

— Что бы я без тебя делал…

— Не подлизывайся, — Саша охотно приняла поцелуй, но затем ловко ускользнула из моих нескромных объятий. — Лучше придумай, что на следующей неделе нашему новоселу дарить будем.

— Нешто Бабель таки достроил домик в Братовщине?

— С кольцовским-то напором? — иронично вздернула бровь Александра. — Еще бы он не построил! Зеленогородской[110] акционерный литколхоз с участием Бабеля станет раз в пять популярнее. Им остается только Горького заманить.

— Старого брехуна с Капри арканом не вытянуть.

— Кольцов другим возьмет, — болтовня ничуть не мешала Саше готовить сандвичи с первым, мелко порезанным зеленым луком, черемшой и постным маслом. — Вчера правки твоего романа забирала, так он похвастался, что начал строить кооперативную птицефабрику.

— Подумать только, — поразился я. — Огоньковские петушки! Скоро на прилавках столицы!

— Ну и что? Вполне в духе постановлений партии и правительства.

— Индустриальное сельское хозяйство — важнейшая задача пролетариата, — послушно отозвался я на заезженный канцеляризм свежим газетным лозунгом. — Всего лишь один механизированный свинарник способен заменить сотню крестьянских дворов.

— Скажешь не так?

— Все так, Саш, все так. Да только лезвия прямо с завода тупые идут. А курицы кольцовские просто сдохнут, причем еще цыплятами.

— Да ну тебя!

— Сама же прекрасно знаешь, что советское животноводство даже антибиотики не смогли вытащить из вечной дупы.

— Знаю… — сникла Александра. И тут же спохватилась: — Ты что, еще бриться не начал? На работу опоздать захотел?

— Уже бегу!

Впрямь, хватит болтать! Скорее, чайник в левую руку, мыльный порошок «Нега» в правую, смешать в чашке, взбить старорежимным помазком из щетины барсука, густо набросать пену на щеки, шею и подбородок. И потихонечку, полегонечку, почти не нажимая провести станком по коже. А потом еще и еще раз, не морщась; количество и глубину ран психологически легче оценивать по окончании процедуры.

— Ты подумай, пока бреешься, что Бабелю дарить, — напомнил Александра.

— Черт, ну под руку-то зачем! — ругнулся я, ощутив первый порез. Вывернул голову, подставляя под зеркало другую сторону лица, и тут ответ сам собой попался на глаза: — Да хоть пейзаж с лодкой со стенки сними!

Одна из стен нашей комнатушки каким-то непостижимым чудом осталась нетронутой с дореволюционных времен. От мебели остались только недовыцветшие силуэты на обоях, паркет разобран и вывезен, а то и стоплен в буржуйках, фанерные перегородки срезали три четверти площади. А вот несколько живописных полотен как висели, так и висят, никому в новом большевистском мире неинтересные и ненужные.