Скрепы нового мира

— Картину? — переспросила Саша. — А ведь идея! — Бросив нож на недорезанный лук, она через свежезаправленную кровать метнулась к пейзажу, всмотрелась: — Как же я сама не догадалась! Трогательный образчик луминизма, и рама еще крепкая.

— Скажешь Бабелю, всю мою месячную получку потратила на подарок.

— Старый плут нипочем не поверит, картины нынче в цене дров.

— Может с изнанки год есть?

Саша послушно перевернула раму:

— Сорок пятый!

— Однако! Приличная древность. Автор не подписал?

— Вроде нет… хотя погоди, половина холста под какой-то картонкой. Ого! Да тут письмо!

— Черт! — дернулся я от очередного пореза. — Подождать с открытиями никак нельзя?!

— Как интересно, — Саша уже запустила в конверт пальцы. — Ассигнации, царские, — на кровать посыпались узорчатые листы бесполезных катенек, — еще и записка есть.

— Что там?

— А разве можно читать? Чужое ведь!

— Стесняться надо было в семнадцатом, — неуклюже пошутил я.

— Боже, что я делаю! — записка выпала из Сашиной руки вслед за деньгами, соскользнула с дивана на пол и, как редкая бабочка, распласталось на тряпочном половике.

— Ведь правда, при маменьке я и помыслить не могла вот так взять и засунуть свой любопытный нос в чью-то чужую жизнь!

Ох, как же она неимоверно хороша в своем детском смущении! Теплая, аж до слез, волна чувств накрыла меня с головой. Никчемное раздражение от принуждения к бритью развеялось без следа.

— Мы другие, — отложив станок, я встал от зеркала, и как есть, полубритый, крепко обнял подрагивающие плечи жены. — Великая русская смута выковала из нас великих циников. Мы целесообразны как питекантропы, мы не верим в Бога. Тем не менее, этот мир — наш, а раскрытое письмо — всего лишь ценная археологическая находка.

— Ты… ты думаешь?

— Я уверен!

Не желая дальнейшего спора, я поднял записку и начал:

— Marie, ma chere fille… дьявол его дери, ну и почерк!

— Лучше я прочту, — огоньки извечного женского любопытства с новой силой заиграли в Сашиных глазах. — Иначе ты точно на свой завод опоздаешь.

— Тут совсем немного, — я еще сильнее раззадорил нетерпение Саши. — Вот, слушай: Мари, моя дорогая дочь! Третьего дня бугорчатка доконала твою несчастную мать, я схоронил ее рядом с теткой Анной. В оплату могильщикам отдал наши обручальные кольца и всю муку, что оставалась в доме. Сегодня выезжаю с оказией в Петроград, после, коли Бог даст, направлюсь в Париж. Мне пообещали проводника-контрабандиста, который поведет через границу по льду залива. Нашу квартиру ни за что не бросай, лучше всего, выйди замуж за подходящего большевика. Прощай, и храни тебя Господь!

— И все?

— Прочти сама.

Саша взяла записку, тщательно осмотрела ее со всех сторон, и после недолгого раздумья вынесла неожиданный вердикт:

— Мне почему-то кажется, ты сильно переоценил наш с тобой цинизм.

— Возможно ты права, — не стал спорить я. — Но именно мы извлечем корысть: из этого комплекта выйдет чудесный подарок Бабелю. Он обожает вещи с историей.

* * *

По выданному Бабелем адресу я ожидал увидеть дом культуры, профсоюзный клуб или, в самых оптимистических мечтах, сразу ресторан. Оказалось ни то, ни другое, и уж само собой, ни третье; искомое месте занимал недавно отреставрированный храм.[111] Если, конечно, уместно зачесть за реставрацию штукатурку в небрежный розовый цвет и снос золоченных маковок с крестами.

В сомнениях, уточнил у идущей со мной под руку супруги:

— Айзек с адресом часом ничего не напутал? Это точно Новая площадь, двенадцать?

— Как видишь, — судя по голосу, Саша была озадачена не меньше меня. — Он, правда, обещал сюрприз, но выходит как-то слишком масштабно…

— Даже для Бабеля, — закончил я мысль за отвлекшуюся супругу.

— Взгляни-ка туда, — Саша кивнула в сторону ворот, распахнутых с улицы во внутренний церковный двор. — Зачем-то очередь толпится, да немалая. Может это и есть твои будущие коллеги-писатели?

— Свидетели бозона Хиггса исповеди алчут, или на худой конец причастия, — рассеянно отшутился я, пытаясь получше разглядеть происходящее.

Не вышло. У панели, напрочь перекрывая вид, тормознул лихач. Его задорная кряжистая лошаденка, радуясь долгожданной передышке, с конфузным всхрапом вывалила на брусчатку кучу «яблок». И тут же, будто специально дождавшись неловкого момента, из-под поднятого верха экипажа поднялась интересная, с немалым вкусом одетая дама. За ней — круглоголовый, бородатый мужичок в суконной толстовке и низеньких, с вырезами гусарских сапожках времен Отечественной войны. Взять их по отдельности — получатся совершенно обычные, во множестве встречающиеся на улицах Москвы совграждане. Однако вместе…

— По мне так эта пара потешна ничуть не меньше, чем герои Ильфа с Петровым.

— Точно писатели, — решительно мотнула модной шляпкой Саша. — Больше некому.

— Значит в церкви назначен кагал МАССОЛИТа!

Александра, большая поклонница «Мастера и Маргариты», прыснула смехом:

— Надеюсь, Берлиозу сегодня голову резать не станут.

— Воланд с ним, — отмахнулся я. — Как на счет порционных судачков? Надеюсь, они тут в точности такие виртуозные, как описал Булгаков!