Скрепы нового мира

— Ты точно уверен? — настороженно переспросила она, затем добавила, как бы извиняясь: — Я же только на картинках в твоем смартфоне их видела.

— Не сомневайся! Надо бы втиснуться поближе к фруктовой этажерке, оно того стоит.

— Но как эти бананы едят? — тут же озадачилась жена. — Мне кажется, или они поданы прямо в кожуре?

— Как рыбу, — припомнил я слышанный в детстве совет. — Хвостик и головку отрежь, потом шкуру прорезай вдоль, заворачивай, и вилкой, по кускам.

— Так, ребята, — прервал нашу гастрономическую тему Бабель. — Вы пока пристройтесь где-нибудь, а как друзья до оптимального градуса дойдут, я вас вытащу и представлю. Только я вас умоляю, сами на спиртное не налегайте!

Дождавшись, когда бабелевская спина укатится прочь, Саша отметила:

— Нервничает товарищ.

— Боится за Горьковскую морду, — я демонстративно потер об ладонь костяшки пальцев правой руки.

— Ты серьезно?

— Конечно… нет. Я же не самоубийца!

— Надеюсь, — облегченно выдохнула Саша. И тут же сменила тему: — Как ты думаешь, та Мари, что упомянута в найденном утром письме, нашла себе большевика в мужья?

— Почему спрашиваешь? — озадачился я. — Или…

Она проследила мой направленный на сидящих за столами людей взгляд:

— Да! Ты правильно догадался.

Сложно не обратить внимание на глубокий контраст между дамами и господами. Первые, по большей части, красивы той специфической красотой, что возникает от частого общения с автомобилями, ресторанной прислугой и неиссякаемой горячей водой в кране у ванны. Они щеголяют хорошо подобранными вечерними туалетами, в их размеренных ловких движениях чувствуется порода, или, как минимум, finishing school.[118] Мужчины, напротив, демонстративно не заморачиваются манерами — кое-кто из них, не иначе как по вбитой в подкорку кабацкой привычке, взгромоздился за банкетный стол не снимая картуза.

— Победитель получает землю, золото и женщин, — я по-новому посмотрел на супругу.

Непонятная для меня, но наверняка модная шляпка, привезенное из Питера крепдешиновое платье-туника, изящные испанские лодочки молочного цвета. Вокруг шеи — стильное колье с настоящими рубинами. Подчеркнутая природная красота — против сносного разве что по меркам Электрозавода пиджака и пыльных, далеко не новых ботинок.

Расстроенно покачал головой:

— Легко сойдешь за свою!

— Надеюсь, не будешь никому доказывать, что прошел вне конкурса? — рассмеялась в ответ Александра. — Ты же по всем признакам истинный пролетарский писатель, качественная, свежая, большевицкая кровь. Не тушуйся, а пользуйся. Коллеги поймут правильно, я готова спорить, тут три четверти дел прокручивается через жен.

— Таких, как Дарья Богарнэ?[119]

— А что ты хотел?! За ними связи старых родов, заграничная родня, имперское образование и многовековой опыт интриг.

— Их мужья, выходит, невежды, да вдобавок и подкаблучники?

— Кошелек и социальный статус, — изящно повела плечами Саша. — Однако они не догадываются, ведь жены-то умные.

— Циничка, — исковеркал я термин. — Хитрая циничная циничка.

— Которая хочет бананов, — поспешно напомнила о главном Саша.

— Раз такая умная, выбирай место сама!

Возражать супруга не стала, восприняла мою шутливую попытку уязвить как должное. Позицию выбрала на зависть любому завсегдатаю — от начальства подальше, к кухне, то есть экзотическим ягодам, поближе. Светским чередованием мужчин и женщин писатели пренебрегали, так что Сашиной соседкой оказалась подсушенная временем дама с окровавленными импортной помадой губами. Меня она приветствовала легким наклоном украшенной стеклярусом шляпки, Сашу — снисходительно-оправдывающей улыбкой. Мне с соседом повезло меньше — высоколобый бородач лет сорока зыркал в нашу сторону из-под кустиков бровей с такой неизбывной тоской, что казался совестью поколения.

Дичились друг-друга мы недолго; я по-простецки тяпнул рюмки водки, налитой бородачем с горкой, и его взгляд сразу подобрел, даму очаровала Сашина ловкость в обращении с бананом. Под яйца-кокотт с шампиньонным пюре и перепелов по-генуэзски покатила обычная застольная беседа: одной частью о погоде, другой о международном положении. Бородач, назвавшийся писателем Зазубриным,[120] слово за слово втянул меня в неспешное перемывание костей господину Муссолини как личности, как политику, но в основном — как великому экономисту. Заурядная тема; благодаря скороспелому белогвардейскому еврофашизму, среди интеллектуальной «элиты» нет темы популярнее. Разномастные листовки-ларионовки и забитые агитками Российского Национального Фронта радиопередачи из латышской Режици сами по себе не позволяют выстроить сколь-нибудь достоверную картину мира. Однако в сочетании с межстрочным прочтением подозрительно благожелательных к Италии[121] советских газет — порождают в мелкобуржуазных головах пикейных жилетов чувство причастности к большой европейской игре.