Скрябин. Поэма экстаза

Очевидно, Саша должен был «перебеситься» и «остепениться», но вместо этого с каждым годом он все больше шокирует публику. Новейший музыкальный модернизм, соединенный с неприкрытой манией величия, – вот что увидели многие в его Второй симфонии (масла в огонь подлил Сафонов, заявив на репетиции: «Вот новая Библия!»).

«…Ну уж и симфония! – взывал в отчаянии Анатолий Лядов. – Это черт знает что такое!! Скрябин смело может подать руку Рихарду Штраусу. Господи, да куда же делась музыка? Со всех концов, со всех щелей ползут декаденты… После Скрябина – Вагнер превратился в грудного младенца с сладким лепетом. Кажется, сейчас с ума сойду. Куда бежать от такой музыки? Караул!»

В своей оценке Лядов был не одинок:

«Уже на репетициях враждебно настроенный оркестр отказывался играть это сочинение. Поведение оркестрантов было крайне вызывающим» (Е. О. Гунст);

«…В афише была грубая ошибка; вместо “симфония” нужно было напечатать “какофония”, потому что в этом, с позволения сказать, “сочинении” – консонансов, кажется, вовсе нет, а в течение 30–40 минут тишина нарушается нагроможденными друг на друга, без всякого смысла, диссонансами» (А. С. Аренский).

Впрочем, находились и защитники: «И пусть порою не без основания кажется, что автор тщетно хочет “объять необъятное”, стараясь прыгнуть выше лба, и изобразить неизобразимое – “сверхчеловека”; пусть торжество его производит иногда впечатление чего-то раздутого, мишурного, все же в музыке его чуется жизнь, напряженно-стремительная, свежая, пытливо заглядывающая в будущее» (Ю. Д. Энгель).

Скрябинское «сверхчеловечество» развивалось стремительно, хотя ницшеанского в нем оставалось все меньше и меньше. Его философия причудливо соединяет дерзкий вызов миру с православным всепрощением.

«Мир порожден сопротивлением, которого язахотел, – писал Скрябин. – Жизнь есть преодоление сопротивления…

Ваши лучшие друзья – ваши враги, порождающие в Вас любимые стремленья. …Как Вы неправы, когда хотите уничтожить тех, которые порождают их. Любите Ваших врагов, которые создали Ваши прекрасные чувства. Восставайте на них и боритесь, любя и закаляя друг друга своим сопротивлением, летите свободно на крыльях ваших исканий и так, на вершине подъема Ваших чувств, Вы познаете себя единым с Вашими врагами и познаете себя ничем (исчезнете во мне). Если бы Вы знали, как велико будет Ваше блаженство и как Божественно Ваше успокоение».

Философия становится его жизнью, а главным элементом созданной им системы в то время был он сам. Создатель и повелитель новых звуковых миров, композитор весьма логично помещает себя в центр Вселенной на место ее Творца:

Бог – единое всеобъемлющее сознание – свободное творчество. Все – феномены, рожденные в лучах моего сознания. Если я сознал, что все есть мое творчество, все же мое свободное хотение, и вне меня ничего нет, – я существо абсолютное. Я ничто, я только то, что я хочу, я Бог. Вселенная моя игра, игра лучей моей мечты.

Заметим, что все это – без фанатизма. Скрябин охотно допускает в свой блистающий мир и другие индивидуальности, признавая их божественную природу: «Вы будете во мне свободны и божественны, я буду Вашим Богом. Вы будете мной, ибо я Вас создал, а я – вы, ибо я только то, что я создал. Вы будете Боги, ибо я бог, я вас создал; я ничто и я – то, что я создал». Но место «главного Бога» своей Вселенной он все же деликатно оставляет за собой.