Скрябин

Я вышла оттуда и пошла в зал в партер. Проходя по залу, я случайно оглянулась и увидела Веру, сидевшую сзади, в уголке, совсем одну. Совершенно не думая, а только следуя движению сердца и чувству жалости, я повернула назад, прошла через ряд стульев и села рядом с ней. Через несколько минут я вижу, как из ложи Александр Николаевич мне делает строгие и настойчивые знаки и качает неодобрительно головой. Когда закончилось исполнение симфонии, я, простившись с Верой, пошла в ложу к Скрябиным. Идя по коридору к ложе, я вижу, как Александр Николаевич и Татьяна Федоровна вышли из ложи и идут ко мне навстречу расстроенные, взволнованные и очень рассерженные. Они оба стали меня упрекать, что я будто демонстративно себя держала тем, что села рядом с Верой, что мой поступок был оскорблением для Татьяны Федоровны. После окончания репетиции я поехала со Скрябиными завтракать к М. С. Лунц. Там разразилась бурная сцена, на меня посыпались горькие упреки Татьяны Федоровны, она, как всегда, говорила повышенным тоном, бурно, взволнованно и со слезами меня обвиняла в том, что я демонстративно показала, что я на стороне Веры. Конечно, все это было совсем не так, я не хотела ничего показывать и не хотела обижать Татьяну Федоровну, я поступила совсем просто, непроизвольно, совсем не думая, только следуя чувству симпатии и жалости. Кругом Скрябиных были все, они были окружены, Вера же сидела одна вдали и должна была в эти минуты особенно остро чувствовать свое одиночество, что и побудило меня подойти к ней, тем более что она всегда относилась ко мне особенно сердечно и с доверием. Во всяком случае, это маленькое событие было последней, по-видимому, каплей, которая переполнила чашу и дала повод поставить по отношению ко мне ультиматум. Через несколько дней Скрябины переехали жить к Кусевицким. Я была приглашена туда на обед. Кроме Скрябиных там были Э. и Н. Метнер, А. Б. Гольденвейзер и не помню кто еще из музыкантов. После обеда все расселись в кабинете С. А. Кусевицкого, наступило молчание, вдруг Сергей Александрович встал и обратился ко мне. Чувствовалось, что вся эта сцена была подготовлена. Александр Николаевич сидел в стороне и молчал. Татьяна Федоровна сидела около Кусевицкого и иногда одобрительно склоняла голову. Не помню подробно, что говорил Кусевицкий, но в тоне его звучало какое-то обвинение против меня. Смысл его слов был тот, что неопределенное семейное положение замучило Александра Николаевича и всякое столкновение с этим вопросом расстраивает его и мешает его работе. С этим надо покончить. Так как Вера Ивановна окончательно отказала в разводе, то Александр Николаевич решил порвать всякие отношения с ней и таким образом все, кто считает себя его друзьями, должны поступить так же. Следовательно, и мне нужно раз навсегда сделать этот выбор: или Скрябин, или Вера Ивановна. Я была очень взволнована этим выступлением Кусевицкого, которого я почти не знала и который тем не менее мог решиться вмешаться в мои долголетние отношения со Скрябиным. У меня в душе все кипело, но я себя сдержала и сказала только несколько слов о том, что мои отношения с Верой были всегда и остаются очень сердечными, что сам Александр Николаевич просил меня дружески поддержать ее, когда он оставлял семью. Порвать с Верой я не могу, так как не могу ее обидеть. Мои милые друзья Э. и Н. Метнер, очень возмущенные за меня, стали также возражать на это. Больше говорить мне не хотелось, я простилась со всеми и уехала очень огорченная и рассерженная. Успокоившись дома, я все обдумала и твердо решила, что мне не следует, хотя бы временно, видеться со Скрябиными, раз есть против меня такое раздражение и недоверие. Кроме того, они находились под обаянием Кусевицкого у него в доме, а это общество меня мало привлекало, особенно после его выступления, обращенного ко мне. Я решила молчать, так как оправдываться мне было не в чем и я боялась сказать что-нибудь лишнее, о чем я могла бы потом пожалеть. Лучше было предоставить все течению жизни и судьбе. Мне слишком дорого было то светлое и искреннее, что я получила в жизни от Скрябина и что мне так много дало. Скрябин молчал, следовательно, решил вычеркнуть меня из числа своих друзей. Через года два или три, не помню точно, Скрябин давал концерт в Большом зале Благородного собрания. Я пошла на этот концерт и помню, как меня поразило, насколько Скрябин изменился, постарел, лицо его было как маска, какие-то совсем ушедшие в себя, потухшие глаза. Играл он, как всегда в Большом зале, с огромным физическим усилием. Мне было очень грустно и страшно хотелось подойти к нему. Была какая-то смутная надежда, что вдруг он улыбнется глазами и посмотрит на меня по-старому. Ведь, собственно говоря, я себя считала ни в чем не виноватой перед ним. Я вошла в артистическую комнату во время антракта, где прямо против двери стояла Татьяна Федоровна, которая как ни в чем не бывало светски любезно со мной поздоровалась. Я обратилась к Александру Николаевичу, он протянул мне руку очень холодно и взглянул на меня совершенно отсутствующим взглядом и не сказал ни слова. Я скорей ушла. На этом все и кончилось, больше мы никогда не встречались.