Скриба

– Не много твоей матери от тебя помощи, – с упреком произнесла Леонора.

– Но теперь, когда я попробовала ваши блюда, мне очень хочется научиться их готовить, – сказала Тереза, надеясь подольститься к хозяйке.

Леонора от души рассмеялась, а потом стала поучать свою гостью, мол, девушка, не умеющая готовить, в глазах мужчин хуже, чем плоскогрудая.

– Правда, с этим у тебя все в порядке, – добавила она.

Тереза взглянула на свою грудь, потом на Хооса, и внутри стало горячо и щекотно. Затем она подпоясалась, чтобы было удобнее заниматься делами, и обратила внимание, что ее и без того округлые бедра под складками ткани стали еще пышнее. Когда Хоос поправится, подумала она, приготовлю ему какое-нибудь необыкновенное кушанье. Леонора будто прочитала ее мысли.

– А он красивый, и сложен очень хорошо. – И женщина насмешливо подмигнула ей.

Тереза в который раз покраснела и улыбнулась, но поспешила вернуться к безопасной теме кулинарных рецептов.

Вечером Леонора рассказала, какую еду готовит в разное время года. Зимой, пока слабые животные не начали сами гибнуть от холода, их забивают, и она готовит блюда из внутренностей, а также коптит, солит и вялит мясо. Правда, основную часть мяса дает все-таки охота, которая начинается с наступлением весны. Леонора подробно описала грибы, которые нужно очень хорошо знать, прежде чем употреблять в пищу, и всячески расхваливала обычную и цветную капусту и артишоки, да и вообще пользу овощей.

– Они очень хороши, хотя от них и пучит, – со смехом сказала она и, словно в подтверждение своих слов, с шумом выпустила воздух.

Потом Леонора заговорила о том, что настоящая хозяйка должна уметь приготовить из любых остатков вкусную еду, для чего существует множество способов, например приправы. У нее самая любимая – гарум26, которая превращает даже несъедобное блюдо в чудо кулинарного искусства.

– Лучший гарум привозят из Испании, – пояснила она, – но он такой дорогой, только богачам по карману. Несколько лет назад один римский торговец научил меня делать его из рыбьей требухи, которую сначала долго замачивают, а потом просушивают, соли и масла. Однако не всякая рыба для этого годится. Из кишок тунца и осетра получается неплохо, но я предпочитаю анчоусы, выходит гораздо вкуснее. В гарум еще можно добавить вино, уксус, а если есть деньги, то и перец.

– Но ведь он и так хорош, зачем что-то в него добавлять?

– Эх, дочка, дочка, – для разнообразия, как в любви. Сначала всё кажется хорошо, а потом начинает хотеться чего-то новенького. Посмотри на нас: тридцать лет женаты и по-прежнему тянемся друг к другу. Да во всем так. Походи три дня в одной одежде, и даже слепой от тебя сбежит, а приколи к ней цветок да причешись по-новому, и за тобой толпой повалят.

– Мне не нужно, чтобы за мной толпой валили, – презрительно отозвалась Тереза.

– Не нужно? А о чем же еще думает двадцатилетняя девушка?

– Ну, не знаю. О своей работе, о семье… Мужчины меня не интересуют, – ответила она, умолчав, что ей уже двадцать три.

– То-то ты уставилась на мошонку этого парня, когда я его мыла…

Тереза так покраснела, что думала, на всю жизнь останется пунцовой.

– Вы меня научите это делать? – якобы не понимая, о чем речь, спросила она.

– Что? Мыть его?

– О Господи, конечно нет. Я говорю о гаруме.

– Ах, это. Конечно, научу, и еще многому, что тебе может пригодиться, – улыбнулась Леонора.

Поджаривая репу, она завела разговор о вине. Не о том слабом и пресном, которым обычно утоляют жажду, а о том, которое пьют по торжественным случаям: хмельном, душистом, искристом, рубиновом, делающем робкого красноречивым, а трусливого – храбрым. О том, каждая капля которого уже таит в себе грех.

– Я такого никогда не пробовала.

– У нас есть одна амфора, да случая подходящего нет. Если убьете медведя, тогда и откроем.

К вечеру вернулся довольный Алтар – он нашел следы зверя.

– Эта скотина в той же берлоге, что и в прошлом году, – торжествующе заявил он. Бросив на пол пожитки, он звонко шлепнул Леонору по заду, словно в бубен ударил, и расхохотался.

Они поужинали овощным супом и засоленными кабаньими ребрами, запивая их разбавленным вином. Алтар съел целых две тарелки, так как весь день расставлял капканы и готов был быка проглотить, не то что суп.

– Это Тереза приготовила, – сообщила Леонора.

– Вот это да! Видишь, как здорово, что я привез ее сюда поработать! А как наш больной? Проснулся, наконец?

– Однажды открыл глаза, но не знаю… Может, по-прежнему голова кружится, все-таки его сильно ударили…

– Да, наверное, в мозгу все перепуталось. Пойду взгляну на него.

Пока Леонора убирала со стола, они вместе подошли к Хоосу, и девушка сменила у него на лбу влажный платок. Он сразу открыл глаза, взглянул на нее и, кажется, узнал, но тут же веки у него опять смежились. Алтар прочистил ухо и приложил его к груди раненого.

– Хрипов не слышно.

– Это хорошо?

– Конечно, значит, сломанное ребро не проткнуло легкое. Завтра попробуем его поднять, пусть немного походит.

Хооса бережно укутали, животных загнали внутрь, вход хорошенько закрыли, пожелали друг другу спокойной ночи и улеглись.