Скрипка, деньги и «Титаник». История скрипачки, продававшей мечты и обман

– Композитора и его помощников, – усмехается Дебби. – Они пишут музыку.

Ты смотришь на Евгения в надежде получить объяснения, но тот хмурится, глядя на Дебби.

– Но разве он не выступает с Нью-Йоркским филармоническим оркестром и на Пи-би-эс?

– У всего есть цена, – говорит Дебби.

– И фонограмма очень громкая, – продолжаешь ты. – Я почти не слышу за ней ваших инструментов, особенно скрипку. Неужели зрители не замечают?

– Нет. Не замечает почти никто. А если и заметят, что нам будет? Донесут на нас в музыкальную полицию? – хмыкает Евгений.

– Значит, мы как «Милли Ванилли»[21], – догадываешься ты. – Только исполняем классическую музыку.

– Тебе не первой пришло в голову такое сравнение, – замечает Евгений.

– Мы скрипичные мошенники, – говоришь ты. Дебби смеется.

– Послушай, – Евгений явно раздосадован. – Не задавай слишком много вопросов. Мы-то не возражаем, но не все музыканты такие, как мы. Ты будешь играть с другими людьми, и, если сболтнешь лишнего, тебя могут больше и не позвать.

– Ясно, – отвечаешь ты, – но как вы думаете, мне дадут работу? Если они и так всех увольняют… А я ведь даже не профессиональная скрипачка.

– Дадут, дадут, – успокаивает меня Евгений. – Мы с Дебби оставим тебе лучшие рекомендации.

Дебби кивает:

– Между прочим, ты идеально подходишь для этой работы. Любитель, притворяющийся профессионалом. Знаешь, кого мне это напоминает?

«Боже, благослови Америку», турне 2004 года

Портленд, Мэн

Композитор родом из Новой Англии, а зрители, занимающие места в концертном зале, – его земляки и самые верные фанаты. Некоторые даже помнят его первые концерты, когда он сам продавал свои диски на ярмарках и в торговых центрах. По такому случаю местный телеканал Пи-би-эс выбрал особое место для проведения концерта: Холден-Фрост-Хаус, особняк XIX века. Атмосфера вроде должна быть праздничная: звезда вернулась домой и выступает в историческом здании, но зрители почему-то угрюмы, словно присяжные, пришедшие на суд.

У Композитора, напротив, настроение приподнятое. Возможно, потому, что вместо Стивена с нами теперь Ким – его любимица, его лучшая флейтистка и муза. Ким присоединилась к нам лишь на второй неделе турне: она работает музыкальным руководителем в церкви и не смогла отпроситься раньше. Она миниатюрная, с рыжеватыми волосами и широким, отмытым до скрипа, типичным для жителей Новой Англии лицом, которое напоминает мне портреты пилигримов из школьного учебника истории. В дороге она то сидит в спальне у Композитора, то лежит на диване в трейлере и читает книги из серии «Оставленные» – евангелические триллеры, в которых после второго пришествия лишь чистейшие душой протестанты возносятся на небо, а большая часть человечества остается терпеть адские муки. Читая, она теребит золотой крестик на шее и, время от времени поднимая голову, смотрит на меня. Я сижу на кухне, пишу дневник, читаю «Лолиту» и тоже поглядываю на нее украдкой.

Так далеко на север я еще не забиралась. Дома в Мэне толстостенные и коренастые, на лужайках перед ними стоят садовые фигурки оленей и белок, расстояние на дорожных знаках указано и в милях, и в километрах (видимо, для удобства канадцев, которые здесь частые гости). Низкие деревья горбятся на фоне серого неба. Некоторые из них словно покрыты зеленым войлоком. Они совсем непохожи на стройные сосны Джорджии с широкими ветвями, тянущимися к солнцу, которые мы проезжали несколько дней назад в Атланте. Здесь, в Мэне, уже осень, в кронах деревьев мелькают желтые и красные листья. Мы останавливаемся у продуктового магазина; я покупаю свежего лобстера в сливочном соусе и крекеры. В Мэне все кажется более резким и четким. Ощущения обостряются.

Перед началом концерта Композитор взволнованно расхаживает по особняку, приветствует сурового вида пожилых зрителей и горстями запихивает в рот хлопья для завтрака, оставляя после себя пахнущее арахисовым маслом облако крошек. «Не забывай улыбаться!» – щебечет он мне перед выходом на сцену. Он так взбудоражен, что в середине концерта решает отклониться от сценария, предусматривающего обычную речь о пользе образовательного телевидения и историю о Голливудской Знаменитости.

Он зажигает длинную белую свечу и, держа ее в одной руке, как на службе, начинает:

– Знаете, этот дом напоминает мне о старых временах – временах романтики.

Зрители равнодушно смотрят на него.

– В старые добрые времена в жизни было больше романтики, – продолжает он. – Люди зажигали свечи.

Он глядит на свечу в своей руке, точно она может подсказать ему дальнейшие слова.

– Тогда они ездили на лошадях. И у них были рабы…

Мы с Харриет встревоженно переглядываемся. Рабы? Композитор только что назвал рабство романтикой прежних дней. Но никого в зале это, кажется, не смутило.

– Сегодня мы с Ким приготовили для вас особенный сюрприз, – продолжает Композитор с улыбкой велоцираптора. Мы с Харриет растерянно смотрим друг на друга, не представляя, о чем идет речь. К счастью, мы в сюрпризе, похоже, не участвуем.