Скрипка и немножко нервно

Младшая: Я? Да вы что! Я спокойна. Всё, что не смертельно, меня давно уже не волнует.

Старшая: Сейчас вся эта орава вернётся. (Бегает в кухню и обратно, меняя на рояле блюда. Внезапно останавливается, вчитываясь в одну из афиш на стене.) Ты аккомпанировал этой певице?!

Старший: Это она подпевала скрипке.

Старшая: Ничего себе! Я когда-то читала о ней в журнале, что она резала вены из-за ссоры с любовником. Там даже печатали фото её рук. Но я думаю, что это бутафория — таких жутких шрамов после этого не бывает. (показывает Марии свои запястья, на которых, вероятно, менее жуткие следы порезов).

Младшая (показывая свои руки): Ну почему не бывает? Смотря как резать.

Мария (торопливо засучивая рукава): А вот у меня — здесь и здесь…

Сестры смотрят на руки Марии, потом, с подозрением, — на потрясённого Старшего. Мария, оглянувшись на Старшего, натягивает рукава на запястья. Входит Мать.

Мать: Она заперлась в своём доме. Я еле вырвалась из толпы.

Старший: Бедная женщина. Может, мне пойти туда?

Мать: Ничего с ней не случится. У неё есть в жизни цель — «спасти» от нас Аполлона. Так что, ей сейчас море по колено. Картошки бы ещё начистить — вернутся ведь сейчас.

Мария(кидается к кухне): Мам, я начищу!

Мать и сестры, удивлённо переглядываясь, идут за ней. Старший останавливает Старшую, взяв её за руку.

Старший: Слушай, ну скажи честно, кто этот твой… любимый человек? Не может быть, чтобы я его не знал…

Старшая: Да если и знаешь — не важно это. Совсем не важно.

Старший: Ну как это «не важно»? Он хоть любит тебя?

Старшая: А как же!

Старший: А ты его?

Старшая: Ещё как!

Старший: А может, он тебя не достоин? Может, я тебе кого получше найду. Из столицы.

Старшая: Из столицы? (задорно) А найди!.. (после паузы, задумчиво) Да нет, не надо мне никого. И так тошно.

Старший: Ещё бы! Десять лет изо дня в день самой себе букеты покупать… Меня бы тоже замутило.

Старшая: Что-о?! Ты это о чём?

Старший: О тебе. Тебе в театре бы работать с такой верой в собственные фантазии. Десять лет жить с иллюзорным человеком, делить его с такой же призрачной женой… Выдуманные проблемы, ненастоящие радости… Впрочем, проблемы-то как раз реальные — мама, соседи, тыкающие пальцами вслед…

Старшая: Да плевала я на этих соседей!

Старший: А как же! Легко! Особенно когда совесть чиста.

Старшая: Да что ты…

Старший: А что я?

Старшая: Ну надо же и мне чем-то жить.

Старший: Неужели больше нечем?

Старшая: Нечем. Да и незачем. Незачем жить по-другому. Ты сам говорил, — у каждого своя собственная реальность. Свой мир я выдумала себе сама. Ну и что? Чем он хуже ваших?

Старший: Твой, конечно, лучше. Живёшь полной жизнью: любимый человек, с которым ни один из реально живущих уже не сравнится, надёжные бескорыстные друзья… Подруг нет? И не надо! Что ты ещё себе выдумала? Всё это, конечно, помогает жить… Просто однажды, а это обычно случается, потребуется реальная помощь… или просто настоящее человеческое тепло… рядом… А такая пустота! Не всегда совместимая с жизнью.

Старшая: Я знаю. И что ты хочешь? Чтобы я вышла сегодня к гостям и сказала: «Я вас обманывала все эти годы. У меня никого нет и никогда не было. Мне ни разу в жизни никто не дарил цветы. Я выдумала всё это потому, что мне этого очень хотелось. А в вашей жалости я вовсе не нуждаюсь. И мама пусть простит. Просто иногда хочется быть свободной, а повода нет…» Так сказать? Я стану менее одинокой?

Старший: Не надо. Живи.

Старшая (насмешливо): Спасибо! (идёт к кухне)

Старший: Слушай, а откуда всё это: шмотки, духи, цветы те же? В смысле — деньги откуда?

Старшая: Да я раз в неделю на побережье езжу. Пою там в кабаке. (уходит в кухню)

Старший(заметив Секретаря): Цветы. Охапками. Быстро!

Секретарь выбегает вон. Из кухни появляется Мать.

Мать: Ты звал?

Старший: Нет. Так, мысли вслух.

Мать(подходит к нему): Как ты жил всё это время, сынок?

Старший: Ух ты! Новое слово в твоём лексиконе: «сынок»…

Мать: Как ты жил?

Старший: Нормально, мама. Иногда даже неплохо. «Как» — не важно, главное, что жил.

Мать: Ты так и не простил меня?

Старший: Мне нечего прощать.