Вершок за вершком обследуя толстые стены, Маликульмульк в уме восстанавливал ход событий. Что-то связывало Брискорна с бароном фон дер Лауниц, какая-то неприятная тайна. Может статься, Брискорн как-то уговорился со стариком, что раздобудет ему скрипку, взял деньги вперед, а вынести ее из замка не смог? Невозможная нелепость, дичайший поступок для инженерного полковника — но ежели предположить? Он уговорил влюбленную Екатерину Николаевну вынести скрипку из комнаты музыкантов и спрятать ее в башне. Потом, возможно, счел нужным перепрятать. Отчего она должна храниться в замке? Ведь уже первого января можно было ее благополучно переправить в любое место! Та же Екатерина Николаевна могла днем спрятать ее под шубой… Она дама дородная, шуба у нее не узкая — отчего она этого не сделала? И какие грехи свои оплакивала она, стоя на морозе у Петропавловского собора?
Тайник не нашелся.
Канцелярское утро после праздника — печальное зрелище.
Работать не хочет никто. А все хотят втихомолку поделиться воспоминаниями — что жена выставила на стол, кто из родни нанес визит, какими питейными подвигами ознаменовалось событие.
Маликульмульку положили на стол конверты с большими печатями — срезай, начальник, балуйся! И пустились в беззвучные разговоры — благо его сиятельство беседовал в кабинете с частным приставом и в ближайшие четверть часа канцелярией вряд ли бы заинтересовался.
Маликульмульк дал занятие рукам, а сам думал, что надобно после обеда сбегать в аптеку Слона, посоветоваться с Парротом. Может, физик знает какой-то способ обнаружения тайников. А потом навестить милейшего Федора Осиповича. Ибо в голове угнездилась мудрая мысль и требует внимания, как настырная кокетка на маскараде: что, коли охотников за скрипкой было двое? Брискорн с Екатериной Николаевной и некто, похитивший княжескую шубу? Брискорн, допустим, старался ради барона фон дер Лауниц. А тот, другой, — ради задастого купидона в страхолюдном кудрявом парике.
За «Экс Вьетан» гонялись трое. Трое, разгоряченные погоней за шедевром Гварнери дель Джезу и пришедшие в ярость от того, что упустили сокровище, могли положить глаз на скрипку Никколо Манчини. Трое достаточно богаты, чтобы нанять похитителей, — даже до того могло дойти!
Коли так — есть повод прятать и перепрятывать скрипку в замке. Как будто есть… И вынести ее в самый последний миг, да и доставить в какое-то непредсказуемое место — ведь господа, желающие ее получить, наверняка следят друг за дружкой.
Вдруг по канцелярии словно сквознячок пробежал — все разом взялись за труды, заскрипели перья, зашуршали бумаги. Не прошло и полуминуты — князь прислал человека за депешами и за переписанными документами. Экое чутье, в который уж раз подивился Маликульмульк, человеку обыкновенному вовек не нажить такого чутья. Однако надо и самому взяться за дело… а за какое дело?.. на стол-то эти мерзавцы лишь пустые конверты положили!..
Он обратился, как всегда, к Сергееву, и тот тихонько доложил ему, какие бумаги прибыли с утра, какие отданы, чтобы сделать экстракты, что следует, прежде чем класть на стол его сиятельству, снабдить выписками из архива. Объяснял он это, прекрасно зная, что в голове у начальника сведения задержатся ненадолго. Не так голова у господина Крылова устроена, ей-Богу, не так. Он способен из-за тех же Морозовых устроить шум — по одной той причине, что упрямое купеческое семейство терпит обиду от магистрата, и не вникать при этом в подробности их переписки с магистратом. А надобно вникнуть, найти, к чему прицепиться, выбрать имена и фамилии тех, кто может в этом деле быть полезен; цифры, наконец, выписать и даты сверить. И не проповедовать справедливость, а преспокойно листать своды законов и указов, ища подходящую лазейку. День листать, другой листать — в свободное от прочих служебных занятий время. Недели через две явится нечто вроде мысли — и с ней еще надобно повозиться. А заорать на магистратского чиновника несложно — что ж не орать, коли глотка здоровая?
Некоторое время он исправно читал бумаги и даже что-то в них понимал, черкал карандашом, давал работу копиистам. А ближе к обеду в канцелярию заглянул казачок Гришка:
— Господина Крылова их сиятельства просят!
Маликульмульк выбрался из-за стола и поспешил к двери. О, если бы открылось нечто важное, связанное с похищением скрипки, — так взмолился он, — о, Господи, если бы это!
Он направился было к кабинету князя, но казачок удержал его — оказалось, звала княгиня.
Уже по одному тому, что свита жалась в коридоре, боясь даже заглянуть в гостиную, было ясно: хозяйка в гневе. Маликульмульк без лишних слов отворил дверь.
Варвара Васильевна повернулась к нему.
— А, заходи, полюбуйся!
Вдоль стены стояли четверо — трое самых младших Голицыных и воспитатель, аббат Дюкло. И все четверо имели вид самый жалкий. Доктор Христиан Антонович, в шубе поверх шлафрока, причесанный кое-как, только седые волосы убрал в косицу, обретался в углу, опираясь на консоль. Там же стояла его походная аптечка.