До этого момента Сева никогда не понимал смысла выражения: «Как баран на новые ворота», но тут его вдруг осенило. Ну конечно! Ведь «баран» в народном фольклоре – существо не шибко богатого ума, и когда такой баран, вернувшись домой с пастбища, видит перед собой новые ворота, хотя вчера еще были старые, он не может понять – откуда же они взялись. И взгляд его при этом не просто удивленный, но и немного возмущенный, испуганный, растерянный – остолбенелый. Именно такого барана являл из себя сидящий перед ним Марат Антонович Твеленев: он, как ни силился, никак не мог взять в толк, о чем же его спросили.
Выдержав небольшую паузу, Мерин пришел ему на помощь.
– У вас в этой квартире несколько дней назад произошла кража, – начал он вкрадчиво, – пропало много вещей. Я занимаюсь этим делом и хотел бы узнать, что из ценностей пропало у вас лично.
Возврат к человеческому облику у Марата Антоновича произошел революционно: он шлепнул себя ладонью по лбу, шумно выдохнул со словами: «Ф-ф-ух ты, господи!» и энергично схватился за бутылку.
– Нет, за это грех не выпить. Вы меня напугали, Всеволод: думаю, что за масштаб? Какой такой масштаб? – Он опрокинул в себя стаканчик, не закусывая откинулся в кресле и опять выдохнул: «Ф-у-у-ухх». – Милостивый мой благодетель, запомните раз и навсегда: «масштабы» бывают только после катаклизмов – войн, землетрясений, водных стихий, массовых убийств или атомных взрывов. Вот тогда – масштабы последствий. Их нельзя подсчитать, измерить – они безмерны. Как подсчитать масштаб трагедии детоубийства в Беслане? Или количество трупов мировых войн? Или гибель Помпеи? Герника, газовые камеры, концлагеря, Чернобыль, а Христа когда распяли – вот где масштаб… Масштабы – навечная трагическая память поколений хомо сапиенс. На-веч-на-я! Простите меня за пафос, но это так. А вы – «масштаб домашней кражи»! Немудрено, что я не сразу понял. Ф-у-у-у-у, – в третий раз освободился от избытка кислорода Марат Антонович, – Честное слово, вы меня опять принуждаете выпить.
– Неудачно выразился, согласен, признаюсь, – улыбнулся Мерин, – пусть не масштабы, пусть потери, так скажем. Меня интересует какие потери понесли лично вы в результате этой кражи?
– Да ничего я не понес! Ничегошеньки! Нечего у меня нести! Книги разве что, так самые ценные Антон еще в отрочестве своем потаскал-попродавал, остались Энгельс с Лениным, вон пылятся – он указал на стеллажи за меринской спиной, – так они на мелованной бумаге изданы – их даже непотребно не используешь.
– А родные ваши, сестра, например? Антон утверждает, что у нее пропала какая-то дорогая, баснословно дорогая коллекция…
– А ему что за дело? Он тут каким боком?
– Он опись составил…
– Опись!? Ишь ты, какой писатель отыскался…
Он хотел еще что-то сказать, но в прихожей заскрежетали входные замки. Марат Антонович проворно спрятал недопитую бутылку, прикрыл бумагами тарелку со снедью, крикнул:
– Герочка, это ты? Заходи, мальчик, я познакомлю тебя с очень интересным человеком.
– Я к деду пошел. – Герард, не заходя в кабинет, протопал мимо по коридору.
– Стесняется, – умиленно произнес Твеленев, извлекая из-под стола спрятанную жидкость. – Теперь долго не придет – помешать боится. Божий человек, не устану Бога молить о его здоровье. – Он поднял высоко над головой наполненный стаканчик, обратился с тостом к приемному сыну. – Твое здоровье, Геронька! Дай Бог тебе подольше жить, не зная мерзостей этого мира. Пока копчу небо – защищу, а там… э-эх, ладно, за тебя!
Он виртуозно, как фокусник огонь, проглотил водку, всем корпусом повернулся к Мерину.
– Ну-с, так о чем мы?
– Мы о краже, Марат…
Тот скривился.
– Оставим в покое эту щекотливую тему, ладно, тем более что нас с Герочкой она не задела, я вам лучше о текущем моменте мысли свои выскажу, хотите? Прелюбопытное время, доложу я вам…
Мерин поспешил его остановить.
– Марат Антонович, ваш отец на днях вызывал к себе музыкального эксперта. Скажите, вы знаете об этом?
– Эксперта? Первый раз слышу. Меня вообще мало интересует, с кем общается этот человек.
– Эксперта он вызывал для подтверждения подлинности хранящейся у него в кабинете очень старинной скрипки, чуть ли не Страдивари. Вы знаете об этом?
– О чем?
– О том, что у вас в доме хранится музейный раритет?
Он криво ухмыльнулся.
– Если вы имеете в виду этого композитора Антона Игоревича, то смею вас заверить, что он не очень-то «раритет» – так, грубая подделка, три копейки в базарный день.
Мерин не принял шутки, продолжал внимательно изучать лицо изрядно уже захмелевшего собеседника. Тот посерьезнел.