Скрюченный домишко

Из большой гостиной доносился приглушенный шум голосов. Я поколебался, но прошел мимо и, повинуясь какому-то импульсу, открыл дверь, ведущую на половину слуг, и оказался в темном коридоре. Внезапно одна из выходящих в коридор дверей распахнулась, и в освещенном проеме появилась полная пожилая женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке. При виде нее у меня сразу же возникло чувство покоя и уверенности, какое всегда возникает в присутствии старой доброй няни. Мне тридцать пять, но внезапно я ощутил себя четырехлетним мальчиком, надежно защищенным от всех невзгод.

Нэнни никогда раньше меня не видела, но сразу же сказала:

- Это мистер Чарлз, не так ли? Заходите на кухню, я угощу вас чайком.

Кухня была просторная, светлая, с веселыми занавесками на окнах. Я сел за стоящий посередине стол, и Нэнни поставила передо мной чашку чая и блюдечко с двумя пирожными. Больше чем когда-либо в жизни я почувствовал себя маленьким ребенком в уютной детской. Здесь царили доброта и спокойствие - и страх темноты и ночные ужасы оставили меня.

- Мисс София очень обрадуется вашему приходу, - сказала Нэнни. - Она чересчур возбуждена сегодня. - И добавила осуждающе: - Все они чересчур возбуждены.

Я оглянулся через плечо:

- А где Джозефина? Она вошла в дом вместе со мной.

Няня неодобрительно поцокала языком.

- Вечно подслушивает под дверями и что-то записывает в этот дурацкий блокнот, который постоянно таскает с собой. Ей бы ходить в школу да играть со своими ровесниками. Я это говорила мисс Эдит, и она согласилась со мной, но хозяин решил, что девочку лучше держать дома.

- Наверное, он очень любит ее, - сказал я.

- Да, сэр. Он очень любил их всех.

Я несколько удивился тому обстоятельству, что чувства Филипа к своим отпрыскам так определенно относятся к прошедшему времени. Нэнни увидела выражение моего лица и, чуть покраснев, пояснила:

- Когда я говорю "хозяин", я имею в виду старого мистера Леонидиса.

Прежде чем я успел ей ответить, дверь распахнулась и в кухню вошла София.

- О, Чарлз... - выдохнула она и потом быстро проговорила: - Нэнни, как я рада, что он пришел!

- Знаю, золотко.

Нэнни нагрузила поднос кастрюлями и сковородками и отправилась в судомойную. Когда дверь за ней закрылась, я встал из-за стола, подошел к Софии, обнял ее за плечи и притянул к себе.

- Милая, - сказал я. - Ты вся дрожишь. В чем дело?

- Мне страшно, Чарлз. Страшно.

- Я люблю тебя, - сказал я. - Если бы только я мог забрать тебя отсюда...

София отстранилась и покачала головой:

- Нет, это невозможно. Мы должны пройти через все это. Но, Чарлз, как тяжело знать наверняка, что... кто-то в этом доме... кто-то, с кем я вижусь и разговариваю каждый день, является хладнокровным расчетливым убийцей...

Я ничего не мог ответить на это. Такая девушка, как София, не нуждается в пустых, ничего не значащих словах утешения.

- Если бы только _з_н_а_т_ь_... - прошептала она. - - Больше всего меня пугает, что мы можем не узнать _н_и_к_о_г_д_а_...

Да, это действительно было страшно представить... И действительно существовала возможность так никогда и не узнать имени убийцы.

И тут я вспомнил, что хотел задать Софии один вопрос на интересующую меня тему.

- Скажи, София, а кто в доме знал об этих глазных каплях, об эзерине? То есть, первое, что они у дедушки есть и, второе, что они смертельно ядовиты?

- Понимаю, куда ты клонишь. Но это бесполезно. Об этом знали все.

- Да, конечно, вообще знали все... Но конкретно...

- Мы все знали конкретно. Как-то мы пили кофе у дедушки всей семьей. Он любил, когда вся семья собиралась вокруг него. Вдруг у него заболели глаза, и Бренда достала эзерин, чтобы закапать дедушке. А Джозефина, которая всегда и по любому поводу задает вопросы, спросила: "Почему на этикетке написано "Только для наружного употребления?" А дедушка улыбнулся и ответил: "Если бы Бренда по ошибке ввела мне в вену вместо инсулина эзерин, пожалуй, я бы задохнулся от негодования, порядком посинел и затем умер, потому что, видишь ли, у меня не очень сильное сердце." - "О-о..." сказала Джозефина, а дедушка продолжал: "Так что мы должны внимательно следить за тем, чтобы Бренда не перепутала лекарства и не сделала мне инъекцию эзерина вместо инсулина". - София помолчала и закончила: - Мы все это слышали, понимаешь? Мы все это слышали!

Я понимал. Если до сих пор у меня еще оставалась слабая надежда, что убийца должен был обладать какими-то специальными знаниями, то теперь оказалось: старый Леонидис самолично подсказал убийце план действий. Преступнику не нужно было ничего придумывать - простой и легкий способ умерщвления предложила ему сама жертва.

Я глубоко вздохнул. Прочитав мои мысли, София сказала:

- Да, это ужасно.

- Знаешь, София, - медленно проговорил я, - я понял одну вещь.

- Какую?

- Ты права: Бренда этого сделать не могла. Она не могла убить старика именно этим способом... после его слов, которые вы все слышали... и все прекрасно помните...

- Не знаю. Бренда довольно глупа в некоторых отношениях.

София отошла от меня.

- Тебе не хочется, чтобы это оказалась Бренда, да?