— Знаю, это все нервы. Так или иначе, но мы сидели за столом, ничего ужасного не произошло, и мне уже показалось, что весь этот кошмар кончился, и наконец-то можно... даже не знаю, как объяснить... можно все начать сначала. Я пошла танцевать с Джорджем, и на душе было легко, а потом мы вернулись к столу. И тут Джордж неожиданно заговорил о Розмари, предложил выпить за ее память — и умер, и весь кошмар вернулся! Меня словно парализовало. Я стояла и тряслась. Ты подскочил, чтобы взглянуть на него, я чуть отодвинулась, прибежали официанты, кто-то вызвал врача. А я все это время стояла, как статуя. К горлу подкатил ком, по щекам потекли слезы, я открыла сумочку — достать носовой платок. Стала искать его на ощупь, потому что перед глазами стояла пелена, вытащила — и почувствовала, что внутри платка что-то есть. Это был пакетик из белой бумаги — в таких дают порошки в аптеке. Но когда я выходила из дома, пакетика в сумочке не было, Энтони! Сумочка вообще была пустая, когда я стала складывать в нее свои вещи — пудру, помаду, платок, расческу в футляре, шиллинг и кое-какую мелочь. Значит, кто-то этот пакетик мне подбросил — а как иначе? Я тут же вспомнила — такой пакетик нашли в сумочке Розмари после ее смерти, а в нем — цианистый калий! Я перепугалась, Энтони, перепугалась до смерти.
Пальцы ослабли, пакетик выскользнул из платка и улетел под стол. Я не стала его поднимать. И никому ничего не сказала. У меня от страха поджилки тряслись. Кто-то хотел представить дело так, что Джорджа убила я, а я его не убивала.
Энтони издал протяжный свист.
— Это кто-нибудь видел? — спросил он.
Айрис заколебалась.
— Точно сказать не могу, — медленно произнесла она. — Кажется, Рут заметила. Но она тоже оцепенела, поэтому не знаю, то ли заметила, то ли просто смотрела на меня, ничего не видя.
Энтони еще раз присвистнул.
— Ну, дела! — заметил он.
— Представляешь, каково мне? Я боюсь — вдруг они узнают?
— Почему на пакетике нет твоих отпечатков пальцев? Полиция наверняка проверила его на отпечатки.
— Наверное, потому, что я держала его через платок.
Энтони кивнул:
— Тут тебе повезло.
— Но кто мог мне его подбросить? Сумочка все время была при мне.
— Ну, возможности наверняка были. После кабаре ты пошла танцевать, а сумочку оставила на столе. Кто-то мог подсунуть пакетик в тот момент. Потом — женщины. Расскажи, как женщины ведут себя в дамской комнате. Это как раз то, что мне не известно. Собираетесь в кучку и болтаете — или расходитесь к разным зеркалам?
Айрис задумалась.
— Мы все подошли к одному столу — большому, длинному, со стеклянным верхом. Положили на него сумочки и стали смотреться в зеркало. Понятно?
— Не совсем. Продолжай.
— Рут стала пудрить нос, Сандра чуть пригладила волосы и заколола их заколкой, я сняла мою лисью накидку и передала служительнице, заметила, что у меня руки испачканы, чем-то вымазаны — и подошла к раковине.
— А сумочку оставила на стеклянном столе?
— Да. Потом вымыла руки. Рут все еще работала над лицом, Сандра ушла отдать свой плащ, потом вернулась к зеркалу, Рут пошла мыть руки, а я снова подошла к столу и поправила прическу.
— То есть ты могла не заметить, что одна из них что-то положила тебе в сумочку?
— Могла, но не думаю, что Рут или Сандра на такое способны.
— Ты очень хорошего мнения о людях. Сандра из тех готических персон, которые в Средние века сжигали своих врагов на костре, а Рут вполне годится на роль безжалостной и практичной отравительницы, каких свет не видывал.
— Если это Рут, почему она не сказала, что пакетик выпал у меня, — она же видела это своими глазами?
— Тут ты права. Если цианид подбросила Рут, она бы позаботилась, чтобы избавиться от него тебе не удалось. Значит, это не Рут. Вообще-то, самый подходящий кандидат — это официант. Официант! Будь он какой-то чудаковатый, со странностями, нанятый только на этот вечер... Но у нас есть Джузеппе и Пьер, а они в эту рамку не вписываются...
Айрис вздохнула.
— Я рада, что сказала тебе... Никто про это не узнает, правда? Только ты и я?
Энтони взглянул на нее с некоторым смущением.
— Айрис, так не получится. Все наоборот — мы берем такси и едем к старине Кемпу. Такое скрывать нельзя.
— Нет, Энтони. Они решат, что Джорджа убила я.
— Они это решат, если потом узнают, что ты скрыла от них такую улику! И тогда твое объяснение будет очень неправдоподобным. А если все выложишь сама, прямо сейчас, есть вероятность, что тебе поверят.
— Прошу тебя, Энтони...
— Айрис, я знаю, положение твое серьезное. Но, кроме всего прочего, есть такая вещь, как правда. Нельзя просто заботиться о своей шкуре, когда речь идет о правосудии.
— Энтони, зачем такие громкие слова?
— Это, — заметил Энтони, — по-настоящему коварный удар. Но мы все равно едем к Кемпу. Сейчас же!
Без большого желания она вышла с ним в коридор. Ее пальто валялось в кресле, Энтони поднял его и помог Айрис одеться.
В ее глазах читались и неповиновение, и страх, но Браун не стал с этим считаться. Он сказал:
— На площади берем такси.
Они уже подошли к входной двери, и тут внизу зазвонил звонок.