Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга [сборник]

Какое-то время Хаго наблюдал за неразлучной парочкой убийц, которые с увлечением глазели на дерущихся петухов, а затем кивнул, соглашаясь сам с собой, спрыгнул со своего насеста и, кое-что быстро приготовив, шустро ввинтился в толпу.

Он знал, что главным «казначеем» парочки был Вим. Это у него висел на поясе увесистый кошелек с монетами, которые щедро отсыпал им на дорогу скупщик краденого. И впрямь, редко кто из самых искусных воров отважился бы позариться на деньги Вима. Мало того, что он был здоров, как бык, и мог просто сломать любого злодея, так еще Вим обладал превосходной реакцией, несмотря на свои габариты, и тонким чутьем. Даже приближаться к нему с дурными намерениями было опасно. Но только не для Хаго.

Накинув на голову капюшон, чтобы его не узнали, он протолкался к бандитам, на какое-то мгновение вошел в соприкосновение с Вимом, – и был таков. Его больше не интересовали перипетии петушиных боев. Хаго, довольный собой, поторопился вернуться в здание постоялого двора, где присоединился к актерам, которые разучивали роли новой постановки.

В Кремоне намечалась ярмарка, – конечно, не такая многолюдная, как в больших городах империи, но все же, – и бродячие лицедеи мечтали хорошо поживиться от щедрот благодарной публики.

Бродячих актеров вполне можно было назвать душой народа. Всегда и во все века они выступали против власти, которая боролась против них, иногда чрезвычайно жестоко. Вагантов[44] нередко отправляли на костер или вырывали у них языки. Церковь даже запрещала хоронить лицедеев в освященной земле наряду с самоубийцами, что считается в христианстве самым тяжким грехом.

Однако вольный дух творчества был неистребим. В последнее время странствующих комедиантов даже начали допускать (правда, очень редко) во дворцы. В Священной Римской империи благодаря Оттону допускалась некоторая степень вольнодумства. Разнообразные пьески, мастерски написанные, позволяли бродячим актерам выступать и перед народом, и перед власть имущими.

«Чудно…», – думал восхищенный Хаго, наблюдая за ужимками лицедеев, которые при свечах разыгрывали перед ним, единственным зрителем, блестящее представление. Что касается оруженосца Горста, то он спал как убитый. Его мог разбудить разве что глас Господний, призывающий на Страшный суд, или сердитый оклик господина.

А в это время Бамбер и Вим ссорились едва не до драки. Бамбер даже схватился за свой знаменитый нож палача, а Вим вооружился дубинкой.

Причина выяснения отношений была весьма серьезной. После того как закончились бои, мрачный Вим, который проиграл заклад, полез в кошелек, дабы расплатиться, отдав несколько монет устроителю захватывающего зрелища, и с ужасом обнаружил, что в кошельке вместо золота и серебра лежат обычные камушки! Это было непонятно и невероятно.

И только хорошо присмотревшись, Вим сообразил, что кошелек чужой, а его «казну» прибрал к рукам искусный вор. Он так ловко подменил кошелек, срезав кожаные шнурки, которыми тот был привязан к поясу (притом под плащом!), что Вим ничего не почувствовал. А как почувствуешь, если по весу оба кошелька были почти одинаковы.

Теперь у бандитов возникла большая проблема – где взять деньги на дорогу. У Бамбера в тощем кошельке лежало полсотни пфеннигов на мелкие расходы, но что толку? В Италии все было очень дорого из-за неурожая; здесь даже хлеб пекли не из пшеницы или ржи, а из растертого в порошок миндаля.

Он, конечно, получался вкусным, но не всем по карману. В конечном итоге бандиты помирились и пошли в таверну заливать свое горе крепким и недорогим итальянским вином для простолюдинов, где заказали две пузатые бутылки-фиаски, каждая вместимостью в один канна…[45]

Следующий день был самым обычным в череде дней, которые остались за спиной путешественников. Тем не менее Себальд чувствовал волнение. Как встретит его епископ? Лиутпранд был весьма странной личностью, и уговорить его, тем более обмануть, предложив себя и Геррика в качестве телохранителей, представлялось нелегкой задачей.

Родился Лиутпранд в Северной Италии в 920 году. Он был выходцем из лангобардской фамилии, его отец считался приближенным короля Италии Гуго. В 927 году отец ездил послом к ромеям для укрепления связей нового короля с империей, но по возвращении в Италию умер, оставив Лиутпранда ребенком. Мать вышла вторично замуж, и ее муж имел при дворе большое влияние, а Гуго за хороший голос взял Лиутпранда в капеллу.

Когда Гуго был изгнан из Италии в 945 году, семья Лиутпранда вместе со многими другими аристократами приняла сторону его более счастливого противника Беренгария II, а отчим молодого человека успел даже устроить пасынка секретарем короля. Беренгарий II обнаружил такое доверие Лиутпранду, что отправил его в 949 году послом в Константинополь.