Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга [сборник]

Но тексты, которые диктовал Тот, буквально дышали древней магией Первых богов. Правитель заклинал свое сердце не свидетельствовать против него на посмертном суде! Не выйди эти слова из уст божественного правителя Та-Кемет, их можно было бы считать кощунством.

Тот продолжал говорить – медленно, размеренно – так, чтобы успевал писец:

– Пусть мое имя будет дано мне в Пар-Уэр – Великом Доме, и пусть я помню мое имя в Пар-Наср – Доме Огня, в ночь, когда там подсчитываются годы и объявляется число месяцев.

– Я обитаю с Божественным, и я занимаю свое место с восточной стороны неба.

– Если какой-нибудь бог придет после меня, я смогу объявить его имя немедля.

– Пусть мое сердце будет со мной в Доме Сердец, и пусть оно покоится во мне.

– Или я не смогу есть пироги Осириса на восточной стороне Озера Цветов и не буду иметь ни ладьи, в которой плыть вниз по реке, ни ладьи, чтобы плыть вверх по реке к тебе, и не смогу взойти на ладью с тобой вместе.

– Пусть мои уста будут со мной, чтобы я мог ими там говорить.

– Пусть мои ноги будут со мной, чтобы я мог ходить ими там.

– Пусть мои руки будут со мной, чтобы я мог ими повергнуть врага там.

– Пусть две створки ворот Неба откроются для меня.

– Пусть же Геб, Эрпат богов, откроет свои челюсти для меня.

– Пусть он откроет два моих глаза, которые слепы из-за бинтов.

– Пусть он заставит меня поднимать мои ноги во время ходьбы, которые связаны вместе.

– Пусть Анубис сделает мои бедра сильными.

– Пусть богиня Сохмет поднимет меня и приподнимет.

– Пусть я взойду на небеса, да будет исполнено в Ограде Души-двойника бога то, что я повелеваю.

– Я знаю, как пользоваться моим сердцем.

– Я господин моих рук и предплечий.

– Я господин моих ног.

– Я обладаю властью делать то, что пожелает сделать Ка – моя Душа-двойник.

– Моя Эб – душа-сердце – не будет удерживаться пленником в моем теле у врат Аменти, когда я буду входить туда и пойду вперед с миром.

Глава 12. Приключение на Эгнатиевой дороге

Эгнатиева дорога была заполнена людьми, большей частью крестьянами и прочей беднотой, в том числе коробейниками со своим нехитрым товаром для повседневных житейских нужд и мелкими ремесленниками, мастерами на все руки: могли подковать лошадь, починить упряжь или обувку, отремонтировать повозку, соорудить кухонный очаг или установить жаровню. У простых ромеев не было печей, они обогревались жаровнями с углями; зимой, в сезон весенних ледяных ветров, бедняки мерзли, даже имея кров, а бездомные порой гибли на чердаках, в подворотнях и портиках.

Путники шли пешком, таща нехитрый личный скарб, как муравьи свои личинки, и только у некоторых были повозки, запряженные мулами. Удивленным рыцарям показалось, что толпы бедных ромеев торопятся на какой-то большой праздник с угощением. Но Андреас снисходительным тоном объяснил, что столь большое количество крестьян, бредущих неизвестно куда, было исходом. Эти бедолаги были разорены расплодившимися сверх всякой меры сборщиками податей и учетчиками, которые скрупулезно подсчитывали количество тяглового и домашнего скота, используемых лугов и пастбищ, деревья в садах, площадь виноградников, птицу, ульи… – в общем, все источники доходов крестьянского хозяйства. Денежное подворное обложение взималось даже с безземельных крестьян – собственников только своего жилья.

Многочисленные государственные повинности, личные отработки тяжелым бременем ложились на крестьян. Их руками велось массовое строительство военных укреплений, государственных сооружений, дорог, мостов, осуществлялась перевозка строительных материалов. А недавно добавился еще и налог в пользу церкви – каноникон.

В деревне появились «мистии», наемные работники, – малоимущие и неимущие крестьяне. Потеря собственности воспринималась крестьянином как своеобразная форма рабства, так как полноправным членом общества был только человек, который имел землю и скот. Даже окончательно разорившиеся крестьяне предпочитали оставаться наемными работниками. Они упорно не хотели «садиться» на чужую землю, чтобы не стать «париками» – крестьянами, зависимыми от богатого хозяина.

Поэтому безземельные крестьяне бросали свои убогие халупы и шли куда глаза глядят, в поисках лучшей доли. Где ее искать и что она собой представляет, никто не знал. Одни от отчаяния присоединялись к разбойничьим шайкам, другие пытались найти места, куда не дотягивались руки сборщиков податей, третьи подавались в города, где было легче заработать деньги, устроившись поденщиком…

«Участь бедняков везде незавидна, – думал Себальд, глядя на изможденные лица крестьян. – Богатство ромеев вызывает в Европе зависть, да только оно сосредоточено в основном в Константинополе и еще в нескольких городах империи. А здесь – сплошная нищета. Фома Славянин, который поднял восстание, знал на кого опереться. За ним многие пошли…»

Историю Фомы Славянина ему поведал в свое время Карн. До этого Себальд пребывал в блаженном неведении о положении дел в империи ромеев, которую считал едва не землей обетованной.