Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы

Субъект моего исследования (настолько, насколько это возможно, чтобы такое разнообразное, многоплановое и всепроникающее явление, как воображаемая мать, было «субъектом») – фантазматическая мать, которая может обладать или не обладать репродуктивными частями, функциями воспитания и конкретными историческими или материальными проявлениями, но которая существует в основном в сфере образов и имаго (воспринимаемых или воображаемых), зеркального отражения, идентификаций и фигур; которая иногда ассоциируется с феминистской ностальгией, иногда с идеологической мистификацией; которая появляется в связи с меланхолией и матереубийством и играет ключевую роль в теориях значимости Кристевой; которая фигурирует главным образом в трудах Мелани Кляйн, где такие термины, как «расщепление», «идентификация» и «проекция», применяются в анализе репертуара действий, связанных с воображаемыми атаками на материнское тело и репарациями к нему, которая придает груди ее культурную силу.

«Первые вещи», являются ранними, еще не оформленными, но жизненно важными фантазиями, которые формируют появление ребенка как субъекта; первая «вещь» – это материнская вещь Юлии Кристевой, еще не являющаяся объектом возникающего, хаотичного кого-то, еще не являющегося субъектом (Jacobus, 1995, p. iii – iv).

Я бы сказала, что существует и другая «мать», а не только это фантаст ическое имаго; мать, котора я оста лась за кадром, мать, которая является субъектом и закон которой способствует признанию субъектности ее детей. Это закон, который проводит различия между поколениями, устанавливает, кто может иметь детей, а кто не может. Это закон, который устанавливает также латеральную последовательность среди ее детей: кто может не ложиться спать допоздна, кому какой кусок пирога достанется и кто выживет в убийственном соперничестве, чтобы в конечном счете заполучить любовь сиблингов и сверстников, – это закон, определяющий место для того, кто такой же, и для того, кто отличается. Эта мать была скрыта за патриархальной идеологией, которая передает материнство «первой матери», описанной выше (Якобус). В рамках психоаналитической теории и практики разыгрывание аналитиком роли матери-законодательницы, которая сообщает своему ребенку-пациенту, что только аналитик может иметь детей (пациентов) и что пациент должен занять свое место в ряду с другими пациентами, таким образом, означает, что закон матери не может быть предметом размышления.

Закон матери действует как в вертикальной плоскости между ней и ее детьми, так и в латеральной, чтобы отличать детей друг от друга. Вертикально ее закон гласит, что дети не могут иметь детей. Именно этот закон попирается в истерии. Как уже говорилось ранее, фантомная беременность, истерические роды, мужские симпатические беременности – все это свидетельствует о том, что можно вообразить, будто размножаться можно партеногенетически или же можно родить ребенка от такого же, как я. Когда дети играют в родителей и их роли взаимозаменяемы и, следовательно, идентичны, когда существуют представления об анальных родах, тогда между девочками и мальчиками нет различий. Истерическая фантазия ни от чего не отказывается, не упускает никакую возможность, поэтому и нечего оплакивать. Поскольку перспектива рождения ребенка от самого себя не была утрачена и оплакана, само рождение и появившийся на свет ребенок не могут быть символизированы. Если у истеричного мужчины или женщины действительно есть дети, он или она не знает, что эти дети не являются ими самими, отчего создается благодатная почва для злоупотреблений.