Полковник Грюберу не понравился – несмотря на слова об усталости, от него за версту несло перегаром и еще каким-то тревожным запахом, которого он никак не мог понять. Михаил Антонович до последнего момента был совершенно уверен в своей победе, но теперь, глядя на этого долдона в форме, вдруг подумал – а что если тот не удовлетворится проигрышем и попытается силой отобрать главный приз? Грюберу не нравилось, что полковник наблюдает за ним – открыто и бесцеремонно, как будто оценивая.
– Я хочу выпить, – сказал Михаил Антонович, снимая пальто.
Печенькин тут же подскочил, принял котелок, пальто и шарф.
– Подадим, как все соберутся, – сказал он, подмигивая Грюберу.
– Почему не сейчас? – недовольно спросил тот, усаживаясь на стул специально спиной к полковнику и кладя ногу на ногу.
– Сами увидите-с, почему, – бросил заговорщицки Лавр Петрович, унося вещи из комнаты.
Полковник с Грюбером остались одни в комнате.
– По какой части служишь? – спросил казак.
– По преподавательской… служил, – ответил Михаил Антонович.
Полковник хмыкнул, но ничего более не сказал. В коридоре послышались голоса. Первым вошел барон Владимир Фогель – высокий, с тонким птичьим носом и густыми бровями. Его подбородок прятался в высоком воротнике. Все это делало барона похожим на цаплю. Следом за бароном вошел и Печенькин.
– А! – сказал Фогель останавливаясь и пристально глядя на Грюбера. – Вы здесь.
– И вы здесь, – ответил Михаил Антонович, знавший барона по клубу, но шапочно.
Фогель медленно разделся, не отрывая взгляда от Грюбера. Михаил Антонович отвел глаза и пожал плечами.
– Что это вы так на меня глядите? – спросил он небрежно.
Фогель подошел к столу и хотел сесть напротив Грюбера, но тут подскочил Печенькин и отодвинул соседний стул.
– Прошу вас! Вот и местечко! Садимся, господа, сейчас подадут напитки! Напитки, господа!
Полковник неожиданно резво поднялся с дивана и подсел к столу. Стул напротив Грюбера оставался свободным – сюда должен был сесть Печенькин в роли банкомета.
Лавр Петрович снова вышел из комнаты. Фогель продолжал сверлить взглядом Михаила Антоновича.
– Что? – не выдержал тот.
– Ничего, – ответил тихо барон. – Рассматриваю вас. Раньше видел только мельком, а вот теперь судьба свела. Занятная штука – судьба. Вы не находите!
Грюбер подумал о своем и кивнул.
Тут вернулся Печенькин, замер у двери, а в проем вошла молоденькая девушка с подносом в руках. На подносе стояло несколько бутылок и бокалы, но Грюбер даже не обратил на них внимания.
У нее было круглое детское личико, пухлые, как будто искусанные губы. Глаза она опустила, но только подчеркнула тем самым светлые пушистые ресницы. Волосы цвета пшеничного золота были заплетены в две косы и уложены, как у немецких крестьянок. Да и одета она была под стать – как буколическая пастушка из оперы. Тонкая, с небольшой, но высокой грудью, подхваченной лифом, она стояла в дверях, как будто не решаясь войти.
– Верочка, ну что же ты! – громко сказал Лавр Петрович. – Господа ждут! Входи, поставь на стол. Вон туда! – Он указал на край стола, где сидел Грюбер.
Девушка повиновалась. Держа тяжелый поднос тонкими руками с длинными худенькими пальчиками, она подошла совсем близко к Грюберу и наклонилась над столом. Он почувствовал свежий запах душистого мыла с тонким оттенком нежной девичьей кожи. Михаил Антонович как завороженный глядел на шею и маленькое ухо девочки, оказавшиеся прямо перед его глазами. Голос Печенькина он воспринимал так, будто тот сидел за сто верст от него.
– Вы вчера пили кюммель, Михаил Антонович! Не желаете ли сейчас?
И тут девушка повернула свое лицо к Грюберу и посмотрела на него испуганным взглядом. «Да! – взорвалось у него в голове. – Да, я хочу! Я хочу! Я хочу видеть эти широко раскрытые серые глаза прямо перед моими! Я хочу эти волосы, растрепанные по подушке! Я хочу эти губы, которые еще никого не целовали… кроме… кроме младшей сестры!»
Грюбер, не помня себя, схватил девушку за руку, заставив ее от внезапной боли открыть рот и дернуться.
– Кюммеля, – прохрипел он.
– Ну, господин хороший, пустите девчонку-то! – услышал он бас полковника. – Разольет же!
Но Вера сама вдруг с силой вырвала руку и отошла. Грюбер не отрываясь смотрел, как она разливает из разных бутылок напитки для казака и барона. Печенькин пить отказался – он уже с треском распечатывал вторую колоду карт.
– Нуте-с, – сказал Лавр Петрович, – начнем благословясь! Пожалуй, по красненькой?
Игроки положили на стол каждый по десятирублевой банкноте.
Печенькин сдал по пять карт игрокам, отложил колоду и положил перед собой на стол вторую из распечатанных.
– Сносим фоски.
Игроки просмотрели свои карты, и каждый откинул по четыре из пяти, оставив себе только одну. После этого Лавр Петрович стал раскладывать карты из второй колоды в две стопки.
– Моя! – вдруг рыкнул полковник и выбросил на стол даму червей. Точно такая же только что легла в правую стопку карт банкомета.
– Первый фарт! – уважительно сказал Печенькин.