Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов

– Готов? – спросил один из них – высокий и кудлатый мужчина в черной шинели судебного следователя. Он был плохо выбрит. Из-под набрякших век его остро глядели светло-голубые глаза.

Барон Фогель ничего не ответил. Он стоял прямо около кровати, и, не отрываясь, смотрел в лицо Грюберу. Потом вытащил из жилетного кармана медальон на золотой цепочке, щелкнул крышкой и поднес к неподвижным глазам Михаила Антоновича небольшую фотографию белокурой девочки.

– Узнаете? – спросил Фогель.

Грюбер продолжал смотреть в потолок.

– Сейчас мы его слегка встряхнем, – сказал следователь, зашел с другой стороны кровати и вонзил большой палец под ключицу Михаила Антоновича. Боль была такой пронизывающей, что даже засахаренный мозг отреагировал. Грюбер широко открыл глаза и вскрикнул. Фогель снова быстро поднес медальон.

– Узнаете или нет? – крикнул он.

Михаил Антонович быстро взглянул на фотографию.

– Узнаю, – пробормотал он непослушным языком.

Фогель щелкнул медальоном и спрятал его обратно в жилетный карман.

– Зачем? – спросил он с яростью.

– Это… Это не я… – Грюбер попытался вжаться поглубже в подушку. – Это не я…

– Да хватит уже отпираться, – сказал человек в черной шинели. Он повернулся к барону. – Достаточно. Вы увидели то, что хотели. Теперь вам надо уходить. Этот человек скоро умрет. И как только он это сделает, я буду находиться тут как официальное лицо. Я приглашу полицию, обследую место происшествия и вынесу вердикт – самоубийство.

Фогель медленно протянул руку.

– Спасибо, Иван Федорович.

Следователь принял руку и пожал ее.

– Надеюсь, вы помните.

– Да, – ответил Фогель. – Конечно. Никому. Никогда.

Он снова наклонился над Грюбером. Внимательно осмотрел его лицо.

– Я доволен, что вижу вас таким, – сказал Фогель. – Это не вернет мне дочь, но… Впрочем…

Не договорив, он выпрямился и быстро ушел из комнаты.

Следователь подошел к двери.

– Мирон! – крикнул он. – Веди их сюда!

Вернувшись к Михаилу Антоновичу, человек в черной шинели достал небольшой пузырек, откупорил затычку и, прищурясь, отмерил три капли прямо в открытый рот лежащего. Грюбер вдруг почувствовал, что дышать стало легче. И сознание больше не похоже на патоку. Он все еще не мог пошевелиться, однако на смену панике вдруг пришла бешеная надежда. Михаил Антонович не совсем понимал, что с ним происходит. Конечно, его отравили там, за столом… И Фогель – оказывается, он был отцом той девочки, что нашли в Проточном… Но значит, что и Вера – его дочь? Однако, что там говорил Печенькин? Разве он может быть их отцом?

В комнату вошел казачий полковник, Лавр Петрович. А за его спиной Грюбер увидел золотистую головку Веры.

– Это… противоядие? – спросил Михаил Антонович у человека в шинели.

Тот кивнул.

– Скорее! Дайте еще! Я могу умереть.

Человек в черной шинели ничего не ответил. Он спрятал пузырек в карман и, не обращая внимания на Грюбера, подошел к полковнику.

– Надеюсь, я не переусердствовал. Доктор Зиновьев сказал, что трех капель достаточно. Но ты, Мирон, все же последи, вдруг наш гость окажется более прытким, чем надо.

– Я вас узнал, – послышалось от кровати. – Вы – судебный следователь Скопин. Вы приходили ко мне…

Иван Федорович Скопин, все так же не реагируя больше на Грюбера, поманил к себе Веру. Та подошла, скромно опустив глаза.

– Ну, что, – сказал ей Скопин. – Актриса из тебя – хоть сейчас в театр! Молодец, на! – Он протянул ей несколько банкнот.

Вера взяла деньги, засунула их себе в лиф.

– Платье оставишь? – спросила она неожиданно низким и хриплым голосом.

– Платье нельзя, – строго ответил Скопин. – Платье надо вернуть.

– Ну, ты и жид, – ответила Вера.

– Иди, переодевайся в свое, – приказал следователь. – Если увижу, что ты стырила платье – все твоей мамке расскажу.

– Да срать я хотела и на тебя и на твое платье! – обиженно крикнула Вера, гордо развернулась и ушла.

– Так, теперь ты, – обратился Скопин к Печенькину.

– Тоже денег дадите? – осклабился тот. – Я не прочь.

– Ты и так сегодня хорошо заработал, – сказал Иван Федорович. – Ведь весь банк себе в карман сунул. Думаешь, я не заметил?

– Да ладно! – обиделся банкомет. – Обыскивать, что ли, будете?

– Не буду, заработал, – ответил Скопин. – Иди уж. Но только в моей части не появляйся более. Даю тебе сроку час. Скажи спасибо, что в участок не сдал тебя – квартальному Михееву. Тот помнит, как ты его, пьяного, обобрал под Рождество.

– Премного благодарен за вашу доброту-с, – поклонился Печенькин. Он повернулся к Грюберу и подмигнул.

– И вы прощайте, Михаил Антонович. Уж как у нас, шулеров, жизнь короткая, но у вас будет еще короче нашего!

Ушел и Лавр Петрович.

Скопин спросил полковника.

– Ну, как? Не балует?

– Нет, Иван Федорович! Лежит смирненько. Разрешите и мне пойти переодеться. А то неудобно я себя в этом мундире чувствую. Не по чину.

– Не по чину, – сварливо пробормотал Скопин. – Ну иди! Только будь неподалеку, вдруг понадобишься!

После того как казак ушел, Скопин сел на край кровати и с минуту молча смотрел на Грюбера.