Пошла матушка к нашему исправнику, в ноги ему бросилась. Пожалел меня Сергей Павлович и взял на службу, на батюшкино место. Три года я в полицейском управлении прослужил. А как смута началась, так моя карьера вверх устремилась. У нас все становые в отставку вышли по прошениям – боялись, что застрелят их анархисты-коммунисты или мужички на вилы поднимут. А нынешним летом в квартиру нашего полицейского надзирателя кто-то ночью из охотничьего ружья стрельнул. Надзиратель утра не дождался – из города убежал, а прошение об отставке по почте выслал, из Киева. Исправник меня на его место и поставил. Я пока должность исправляю, но жду приказа об утверждении.
– Стало быть, не боитесь?
– Боюсь, еще как боюсь. А куда деваться? Не мне такими предложениями разбрасываться. Я двести рублей в год получал, а теперь, с наградными и праздничными, почти семьсот!
– Да, – сказал попутчик, едва заметно усмехнувшись, – деньги немалые.
– Ну, для столицы, может быть, и небольшие, а для нашей провинции хорошие. Кроме того, матушка коров держит, молоком торгует.
– И к рукам небось чего-нибудь прилипает?
Чиновник насупился.
– Если я вам сейчас скажу, что мзду не беру, вы, наверное, не поверите?
– Прошу прощения, но нет, не поверю.
– Что ж, переубеждать не буду. Только вот что хочу вам сказать. У нас в городе и шести тысяч душ не наберется. Каждая собака тебя знает. Каждый друг другу – кум, сват и брат. Возьми я сегодня утром рубль, в обед исправник будет знать, на что я его потратил.
– То есть не берете, потому что начальства боитесь?
– Не только, и не столько. Просто так ведь никто не даст, дадут за услуги. А как в пословице говорится – «коготок увяз, всей птичке пропасть». Да и царева жалованья мне хватает. Я холост, потребности невелики, за квартиру платить не надо, слава богу, свой дом имею. А на щи и кашу мы с матушкой зарабатываем.
– А не обрыдли ли щи с кашей? Не хочется ли пулярочки да икорки?
– Ну, икоркой мы с матушкой себя по праздникам балуем. Вот, кстати, купил в Москве, дешево, по случаю. – Чиновник вынул из стоявшей на соседнем сиденье корзины полуфунтовую банку осетровой икры. – По мне так главное, чтобы совесть чистой была, чтобы спать не мешала. А крепкий сон человека с чистой совестью ни за какие деньги не купишь.
– Браво! – Попутчик захлопал в ладоши. – Если в России в полиции служат такие юноши, то не все еще потеряно. Только, кажется мне, что таких, как вы, меньшинство. Или я опять ошибаюсь?
Чиновник покраснел.
– Позвольте мне на ваш вопрос не отвечать.
– Да воля ваша, не отвечайте. Тут и без вашего ответа все ясно.
Оба пассажира надолго замолчали.
В темном окне поезда замелькали металлические конструкции.
– Мост проезжаем, через пять минут прибудем, можно и на выход собираться. – Юноша встал, застегнул шинель, нахлобучил на голову шапку и стал повязывать башлык. – Вы в наши палестины, я извиняюсь, по какой надобности? В гости к кому или по делам?
– По делам, к купцу одному вашему, условие заключать.
– А что на ночь-то глядя? Сейчас шесть с половиной, пока прибудем, пока до города доберемся – восьмой час, найдете купца-то? А то у нас улицы не освещаются.
– В гостинице переночую, с утра дела сделаю, да и обратно, – ответил, вставая и надевая котиковую шапку, купец.
Паровоз, подъезжая к станции, дал пронзительный гудок, зашипел, сбрасывая пар и остановился. Кондуктор открыл дверь вагона. На улице шел снег. Немногочисленные пассажиры вышли на платформу и разошлись по привокзальной площади: шубы и шинели стали кликать извозчиков, тулупы и сибирки, перекинув через плечи мешки, побрели пешком.
– Может быть, в буфет, пропустим по рюмочке? Мой черед угощать. – Чиновник указал рукой на два светящихся окна вокзала.
– Я бы с удовольствием, но не могу. Завтра дело важное, надо быть со свежей головой.
Чиновник явно обрадовался.
– Понимаю. Ну что ж, не буду настаивать. У меня, признаться, время тоже ограничено – дежурю сегодня, к восьми на службу. Но в буфет я все-таки зайду, буфетчику кой-чего в Москве купил, по его просьбе, надобно отдать. Прощайте, благодарю за компанию.
– И вам удачного дежурства. Честь имею.
Тараканов хотел зайти в буфет и для другой цели. Его матушка питие хмельной жидкости, мягко говоря, не приветствовала, и обнаружение ею от сына запаха коньяка сулило исправляющему должность полицейского надзирателя множеством неприятных разговоров. А в буфете можно было и щец похлебать, и чайку с баранками напиться, не осталось бы от запаха и следа.
Случайные попутчики пожали друг другу руки и разошлись.
Глава 2