Скрытый космос. Книга 4. (1969-1978)

В последние дни мне много пришлось говорить о наших космических перспективах с Афанасьевым, Мишиным, Тюлиным, Керимовым и другими товарищами. Приходится констатировать, что сейчас у нас нет единой точки зрения по этому вопросу. В Академии наук и в промышленности очень сильны настроения в пользу автоматов и против активного развития пилотируемых полетов. Эти устремления поддерживают ЦК, ВПК и ракетные войска. Все космонавты и я — за пилотируемые полеты. Мы уверены, что космонавтам надо как можно больше летать, летать на любых кораблях, чтобы значительно продвинуть вперед всю нашу космическую программу. Но против нас выступают очень мощные силы, большинство наших руководителей считает необходимым закрыть программу облета Луны кораблями Л-1. Такое решение будет повторением ошибки, которую совершили Смирнов и Устинов с кораблем «Восход». Ошибка с «Восходом» отбросила нас на 2–3 года, а отмена полетов на Л-1 задержит появление наших космонавтов на Луне еще лет на пять.

22 января. Тюра-Там — борт Ил-18 — Москва.

На часах 5:30 московского времени. Сегодня в 8:00 вылетаем в Москву. На борту специального самолета Ил-18 № 74268 будет всего 15 пассажиров: четверка космонавтов, два врача, пять фото- и кинооператоров и руководители экспедиции.

По установившейся за 9 лет традиции всех наших космонавтов, начиная с Юрия Гагарина, я лично доставлял с космодрома на аэродром Внуково и «сдавал» в руки правительства. Сегодня впервые со мной полетят в Москву сразу четверо новых героев космоса. Я мечтал дожить до того дня, когда повезу в Москву наших парней, вернувшихся с Луны. Это были вполне реальные мечты, но крупные ошибки руководителей нашей космической программы (Устинов, Смирнов) и излишняя автоматизация космических кораблей (Королев, Мишин) привели к тому, что американцы вырвались вперед и первыми облетели Луну на корабле «Аполлон-8» в декабре прошлого года. Сейчас, в результате плохого руководства и отсутствия государственной программы пилотируемых космических полетов, в Советском Союзе никто не знает, когда наши космонавты будут на Луне или хотя бы облетят ее. Обидно, позорно, но это факт: сложилась такая обстановка, что даже прогнозировать полеты космонавтов невозможно…

…Наш полет продолжается почти полтора часа. Мне уже приходилось летать с экипажем опытнейшего летчика Никитенко Константина Сергеевича экипаж отличный (в очень сложных метеоусловиях на этом же самолете мы с Георгием Береговым летели с космодрома в Москву 1 ноября 1968 года). Прослушал рапорты Шаталова и Волынова — чеканности произношения у них пока нет: предложил им продолжать тренировки. Тексты докладов все четверо читают хорошо, правда, Хрунов неправильно произносит слово «начать».

Сегодня прекрасная погода, но очень сильный мороз (утром в Москве было «минус 28»). Ребятам будет холодно ехать в открытой машине по дороге из Внукова — заставлю всех одеться потеплее. Перед встречей в Москве они волнуются больше, чем перед космическим полетом. При повторной проверке в самолете Волынов запутался с рапортом, пришлось заняться с ним дополнительно…

…Полет прошел отлично, над Москвой наш самолет эскортировала семерка истребителей. Ровно в 13:00 открылась дверца самолета, и четверка моих орлов вышла из него навстречу новым испытаниям. Шаталов отрапортовал четко, а Волынов все же немного запинался. С аэродрома все ехали в закрытых машинах, только перед Каменным мостом космонавты пересели в открытую машину.

При въезде в Кремль какой-то тип в милицейской форме произвел восемь выстрелов из пистолета по машине, следовавшей в колонне второй. Обычно при подобных встречах во второй машине находились Брежнев, Подгорный и Косыгин, но в этот раз в ней были космонавты Береговой, Леонов, Николаев и Терешкова. Выстрелами, предназначавшимися руководителям страны, был тяжело ранен шофер, а космонавтов они только напугали — в трех местах на одежде Леонова остались следы от пуль.

Брежнев сдержал данное им слово и очень хорошо выступил на митинге во Дворце съездов. А на приеме он вместе с Подгорным и Сусловым подошел к нашему столу и тепло поздравил космонавтов-дублеров, всех их товарищей и жен. Я думал, что Брежнев уже забыл, как меня зовут, но и он, и Суслов, обращаясь ко мне, правильно называли мое имя и отчество, лишь Подгорный окрестил меня «Павловичем».

23 января.

В 10 часов утра у Мишина слушали подробные доклады экипажей «Союзов» о групповом полете. Потом состоялся большой митинг, а после митинга небольшой банкет, с которого нам удалось довольно быстро удрать: ребята поехали обедать, а я — на службу.