Скучная, скучная сказка

– Чушь! Чушь! Чушь! – Мария металась по кухне выкрикивая одно и то же слово из разных точек. – Чушь! – неслось с подоконника, – Чушь! – раздавалось от холодильника, – Чушь! – повторяла она из-за спины. – Не ври про то, что персонажа, надо увидеть. Сказку нужно придумать, а ты поленился. Ты решил, что она напишется сама собой, что она придумается на ходу, что она, как говорят, родится. А на все нужен труд и терпение. И теперь выходит, что ты начал сказку и не можешь её закончить. Ты сделал маленькую девочку заложницей своей графомании! Девочку украли. Надо же! Какой необычный поворот! Да ты – второй Шарль Перо, новые братья Гримм! А спасать её кто будет? Читатели ведь не виноваты, что ты лентяй и прощелыга. Их никто не предупредил, что тебе противопоказано писать! Они ждут продолжения, они волнуются за маленькую Мари.

– Она – мой персонаж. Плод моей фантазии… – Артем не выдержал и рявкнул это Марии прямо в лицо. – Я её придумал.

– Ты? Придумал? Что именно? – по кухне прокатился раскатистый хохот, как будто где-то неподалеку убивали Бэтмена. – Ты украл этот персонаж. Вернее, позаимствовал сюжет, который использовали в сотнях сказках и фильмах.

Мария говорила и говорила, она и ругала, и надсмехалась, и оскорбляла Артема. Она все хотела чего-то, но он не понимал, чего именно она хочет.

– Нету никаких читателей. Я никому ещё не показывал эту сказку и показывать, собственно, нечего. Проще кликнуть мышкой и удалить несколько написанных страниц. Клик и больше ничего…

– Ты уверен?

Ох и странный был голос у Марии. Слишком много там было злого торжества. Она раскрыла компьютер и вошла в сеть.

– Видишь? – спросила она. – Прочти.

“Три дня ждал старый Огюстен, что Мари наконец вернется. Три дня он не терял надежды сам и покрикивал на кривую Кларис, когда та приходила к нему за деньгами.

– Потерпи, старая ведьма! – кричал он на служанку господина Кривье, хотя та была совсем не старая. – Твой хозяин получит все сполна. До самого последнего су, получит этот выжига. Не было случая, чтобы старый солдат, которого трепал за волосы великий император, а он был не чета нынешнему, не расплатился за хлеб и крышу над головой. Даже в те дни, когда он мог брать по праву победителя, Огюстен Воже всегда платил! – сердился ветеран. – Мари непременно вернется. Она вернется, и я расплачусь как положено. Расплачусь за эту дыру и немедленно покину этот дом, где так скверно относятся к тем, кто проливал кровь во имя своей страны!

Огюстена, несмотря на его вздорный характер, все же любили. “Он воевал за нашу страну.” – говорили одни и приносили ему хлеба. “Он добрый человек, с которым так сурово обошлась жизнь.” – говорили другие и в его каморке не переводился горячий кофе. “Он потерял последнюю опору в жизни”– говорили третьи, те, которым и самим не хватало ни хлеба, ни кофе, но и они сочувствовали бедному Огюстену. Однако были и четвертые. Те, кто всегда держат нос по ветру и собственная их выгода или злоба на людей заслуженных и всеми уважаемых, для них важнее всего другого. Важнее того, что остальным кажется непременным и необходимым, важнее доброты и совести, любви к ближнему и милосердия. Страх ли заставил владельца дома написать донос или жадность, боялся ли он что слова Огюстена про нынешнего императора навлекут беду и на него или он боялся, что Огюстен не расплатится с ним за жилье, но однажды в каморку старого Огюстена постучали жандармы. “Вы обвиняетесь в оскорблении Императора Наполеона III” – заявил маленький, похожий на крысу помощник прокурора: “И в убийстве сироты Мари, которую наверняка разыскивают безутешные родители” – добавил он же. На этих словах ропот прокатился между всеми, кто стал свидетелем этой безобразной сцены и теми, кто ждал неподалёку, ибо весть об аресте Огюстена всколыхнула очень многих.

” Виданное ли дело?” – зароптали люди. – “Обвинять старика в убийстве девочки, которую он любил, как родную дочь!”

Тех, кому пришлось не по душе такое обращение со старым солдатом, набралось с половину города. Слишком уж многие из них оказались без работы, слишком у многих не было другого дела, кроме как сбежаться на истошные вопли кривой Кларис, которая отсутствие одного глаза компенсировала острым слухом и громким голосом. И уж она-то никак не могла не услышать топота кованых солдатских сапог на лестнице, и уж она-то постаралась сообщить эту новость, как можно большому количеству людей. Вот это-то количество и собралось под окнами дома, в котором под самой крышей ютился старый Огюстен и откуда его собирались забрать в тюрьму. Но слишком много людей собралось под окнами этого дома и слишком они были сердиты, чтобы господа жандармы могли вот так вот запросто увести старого солдата.

“Нашли с кем справиться!” – насмехались они над жандармами: “Теперь-то пруссаки побегут без оглядки, как только узнают, какие у Наполеона III бравые жандармы!”

“Не угостить ли нам господ жандармов похлебкой из камней?” – шумели люди внизу на улице.