Скуф. Маг на отдыхе 2

— Командиром нашего спецподразделения на данный момент является Скуфидонский Василий Иванович, — отрубившись от всех внешних раздражителей, рапортовала Таня. — Если вам нужно узнать какую-то информацию касательно операции, в которой участвовала наша группа, обратитесь к нему.

— Во как, — Никита Евгеньевич пробежался глазами по делу. — Очень уважаю вашу преданность командиру, Татьяна Витальевна. Прямо-таки гордость берёт за армейских. Однако как старший по званию, я приказываю вам…

— Командиром нашего спецподразделения на данный момент является…

— Я понял, понял, — Дудка кивнул головой и принялся грызть ручку; не от нервов, само собой, а чтобы периодически мерзко чвякать. — Скуфидонский. Но вот ведь какая незадача, Татьяна Витальевна, в моей власти снимать и назначать командиров группы «Альта».

— Нет, — коротко рявкнула Стеклова.

— Да. Технически, я могу сделать это прямо сейчас и освободить вас от бремени приказа. В таком случае у вас не останется причин молчать, ведь таким образом вы становитесь изменницей государства российского. Но даже если вы всё-таки упрётесь, то-о-о-о, — тайник начал водить пальцем по делу. — Что скажет барон Стеклов, на минуточку потомственный военный, когда узнает, что его любимая дочь отстранена от службы?

— Барон Стеклов поймёт, что я исполняла приказ. Как вы сами выразились, барон Стеклов потомственный военный.

— Допустим, — согласился Дудка. — Но не думаю, что ему от этого станет легче. Поскольку вас, Татьяна Витальевна, ждёт трибунал.

— Когда трибунал хоть чуточку разберётся в деле, он тоже поймёт, что я исполняла приказ, — Таня всё так же смотрела в пустоту прямо перед собой.

— А что, если я скажу, что в составе трибунала будет всего один человек? — Дудка аж хохотнул своему остроумию. — И этим человеком буду я.

— Скажу, что это самоуправство.

— Подумай, Татьяна Витальевна.

— Подумала.

— Хорошо подумай.

— Хорошо подумала.

— Хм-м-м…

Ну допустим, — смекнул Дудка.

Это было ожидаемо. Из всех шестерых Стеклова просто обязана быть наглухо бронированной. Завидный послужной список, рекомендации, чистейшее личное дело и кристально чистая репутация.

Такую так просто не сломать.

И более того!

Такую даже жалко ломать. Слишком уж полезный для Империи человек. Если после ментального воздействия мозги оплавятся, будет не очень хорошо.

А ведь придётся, — с мрачной радостью подумал Никита Евгеньевич. — Если обычные методы не помогут, то обязательно придётся.

Но, к счастью, у него оставалось ещё аж целых пять девушек для допроса.

— Та-а-а-ак, — протянул он, демонстративно убрал Танино себе под задницу и взялся за папку с надписью «Шестакова». — Так-так-так. Ксения Константиновна, голубушка, ну давайте теперь с вами побеседуем, раз ваша подруга столь упёрта.

— Пошёл ты…

Тут Шама запнулась, потом снова достала губную гармошку, сыграла «Ту-ду-ту-ду-ту-ду», и пропела:

— А пошёл ты нахер, дяденька! — а затем снова: — Ту-ду-ту-ду-ту-ду! А ничего ты от меня не узнаешь! Ту-ду…

— Прекратите паясничать, Ксения Константиновна, — Дудка вчитался в дело. — Уж кто-то, а вы должны быть благодарны нашему ведомству за то, что вам был дан шанс прожить достойную жизнь. Неужели вы готовы спустить его в унитаз ради Скуфидонского?

— Не хочу я с тобой разговаривать, — на сей раз без музыки ответила Шестакова. — Просто не хочу и всё тут.

— Уточка говорит: зря-зря-зря, — сам пошутил и сам посмеялся Никита Евгеньевич. — Объясню тебе на твоём же языке, чернь.

— Эй!

— Заткнись! Твоё дело замято, но не уничтожено. Ход следствию можно дать в любой момент, и тогда тебя не спасёт никакая группа «Альта» и никакой Скуфидонский, понимаешь? И отправишься ты туда, где тебе самое место…

— Я тюрьмы не боюсь.

— А я и не про тюрьму, Ксюша, — улыбнулся Дудка. — Тебя эшафот ждёт, никак не дождётся. Ты же понимаешь, что артефакты такой мощи нельзя красть у таких людей безнаказанно?

— Я ничего не крала, — стиснула зубы шаманка. — Я забрала своё…

— Ну-ну.

Настала пора для игры в гляделки. И тригернуло барышню знатно, — подумал Дудка. — Стало быть, на верный путь встал.

— Как думаешь, что они сделают с тобой, как только узнают, что ты не погибла?

— Пошёл, — медленно и с чувством произнесла Шама. — Нахер. Урод.

— Ну! — тут Никита Евгеньевич резко просветлел лицом, хлопнул в ладоши и встал с кресла. — Вы у меня не одни, барышни. Посидите пока, подумайте хорошенько. Задайте себе вопрос: а стоит ли оно того? Ну и так далее. Не скучайте!

Со Стекловой точно всё, — сделал у себя в мозгах пометку Дудка, — а вот Шестакова пускай посидит, помаринуется. Сама себя накрутит, а там, глядишь, и сломается.

А может и Стеклова размякнет, от страха за подругу. Такие то сами ничего не боятся, а стоит прижать кого-то рядом и сразу в благородство играют. Дурачки.

Никита Евгеньевич высунулся в коридор и свистнул санитарам, чтобы перетащили кресло. Путь его теперь лежал в соседнюю операционную, где в точно таких же условиях жути и неуюта сидели Её Сиятельство Ольга Сергеевна Фонвизина и кадет Ромашка.

— Утро доброе, барышни, — хмыкнул Дудка, плюхнулся в кресло и закинул ногу на ногу.