МИНИСТР
. Многими своими аспектами творчество Бирхера смыкается с самыми безобразными, самыми отталкивающими и, я не боюсь этого слова, товарищи, самыми омерзительными проявлениями буржуазного модернизьма, абстракционизьма, сионизьма и алкоголизьма…ГОЛОС ИГОРЯ
. Какой кошмар! Что он говорит?!ГОЛОС БЕНА
. Ах, старик! Неужели ты не понимаешь? Это просто тактический ход. Нельзя же иначе!МИНИСТР
. Но обстановка сложная, товарищи… Свежий ветер перемен…ГОЛОС БЕНА
. Ну?! Что я тебе говорил?ГОЛОСА
. Слушайте! Слушайте!МИНИСТР
. Свежий ветер перемен, а также активизация сил империализьма и сионизьма вынуждает нас положить на одну чашу весов выдающиеся произведения социалистического реализьма, а на другую так называемое творчество отдельных отщепенцев и, я не боюсь этого слова, товарищи, — подонков нашего общества, одним из которых безусловно является наш уважаемый товарищ Бирхер!Хлопает в ладоши.
ГОЛОСА
ОТДЕЛЬНЫЕ ВОЗГЛАСЫ
:— Выше голову, Борис!
— Мы с тобой!
— Не обращайте вниманья, маэстро!
— Мы с вами, Борис Георгиевич!
БИРГЕР
. Ничего, друзья!.. Отобьемся! Старый Биргер вас не подведет!Пока звучат эти голоса, министр перерезает ленточку, занавес падает, и взору присутствующих открываются картины. Это типичные образчики самого махрового, плакатного соцреализма: рабочий с отбойным молотком, колхозница, солдат с автоматом, пионеры, Ленин на трибуне и т. п. Наступает мгновенная тишина: все выкрики, возгласы и проч. — как ножом отрезало.
БИРГЕР
. Либер Фройнде!.. Дорогие друзья!.. Позвольте провозгласить мое сегодняшнее художественное кредо: Проза Георгия Маркова! Поэзия Егора Исаева! Музыка Хренникова! Живопись Биргера!Гробовое молчание. Занавес медленно закрывается.
Перед занавесом снова Бен и Игорь.
БЕН
ИГОРЬ
. Это ТЫ мне говорил?.. Это Я тебе говорил!Звучит грустный голос БУЛАТА
:Как я уже сказал, разыгрывали мы эту пьесу втроем: Алла, Игорь и я. Все мужские роли распределили между собой мы с Игорем, женские, естественно, достались Алле. А песню Булата пел Булат. Не сам, конечно: звучал его голос, записанный на магнитофонную ленту.
Это последнее обстоятельство слегка меня беспокоило.
Песенка Булата, которая по моему замыслу должна была звучать до начала представления и заключать его, начиналась так:
В песне это было прекрасно. Но для той роли, которую я отвел этой песне в спектакле, такое начало решительно не годилось. И я сочинил две другие начальные строчки:
Но как присобачить их к Булатовской песне? Не просить же самого Булата спеть всю песню заново с этими моими строчками! Может заартачиться. Или — еще того хуже! — обидится, что я так бесцеремонно обошелся с его песней.
Но беспокоился я зря. Профессионалы легко разрешили эту задачу. Как-то там смикшировали голос Булата, и Веня Смехов, подделываясь под Булата, пропел мои две строчки, так ловко попав в ритм и тон музыкальной фразы, что и сам Булат, наверно, не заметил бы подделки.
Игорь в роли Биргера был хорош, но это был все-таки не совсем Биргер, а чуть утрированный, шаржированный Биргер. Что же касается Беллы, реплики которой «озвучила» Алла, то это была — сама Белла. Голос и речевую манеру знаменитой нашей поэтессы Алла воспроизвела с изумительной точностью. А голос и манера эта сами по себе были так бесподобно выразительны, что не было никакой нужды их утрировать.
Помимо реплик Беллы в передаче Аллы Демидовой, особый успех имела финальная реплика Биргера: «Позвольте провозгласить мое сегодняшнее художественное кредо: Проза Георгия Маркова! Поэзия Егора Исаева! Музыка Хренникова! Живопись Биргера!»