Скульптор и Скульптура

Сошлись они на том, что Бог ничего не придумал и не сотворил зря, и что особенно это заметно, когда они напиваются «вдрызг» и говорят о вечном. Конечно, они опять напились, как свиньи, я даже обиделась на Серёжу. Он лишил меня ещё недели счастья. Пьяные, они куда–то ходили, пришли недовольные. Ворчали о том, что на улицах одни мужики, и о том, как достают их бабы, если они вот так встают и уходят из–за стола на мокрую, дождливую, холодную улицу, чтобы зажечь бенгальский огонь, взорвать петарду и прикоснуться к своей радости, к своей мечте. В одиночестве, через огонь и взрыв к мечте, в которой женам нет места. А если ко всему привык, то может так статься, что в его мечтах бабам нет места вообще, и тогда мужик, хлопушка, огонь — покой, а возвращение — опять застолье, баба и тоска. Представляете, Иван Иваныч, каково мне было все это слушать.

— Так ушла бы, — простонал Иван.

— Так интересно ведь, — возразила барышня.

Иван Иваныч никак не мог вспомнить, как её зовут, и попросил включить телевизор.

Комнату наполнил чудный голос: «Дай нам Боже быть добрее, научи любить». Следом за голосом появилось изображение. Иван Иваныч вспомнил всё.

— Кстати, Маринка, о мужчинах и женщинах: знаю мужчину, который страстно любил эту женщину в то время, когда её ещё никто не знал. Любил до взлёта и чуть–чуть на взлёте. Она взлетела — он помнит, а она вряд ли. Забавно. Если бы было наоборот, забавней бы не стало. Равенство».

— Да ну вас, Иван Иваныч, виски попробуете?

Иван согласно кивнул, и Маринка пошла хлопотать.

Глава пятьдесят шестая Аналогии

Государь — вожак. Народные толпы — звериные стаи. Вроде замкнутый цикл. Торная дорога, по которой сначала бегали стаи к водопою, к еде, затем стаи вытеснили люди, но чтобы не забыть тех, кого уничтожают, придумали «Красную книгу» и зоопарк. И всё–таки природа нуждается в человеческих руках, а ещё больше в его разуме. Ведь есть разница между розовым хряком и клыкастым, заросшим щетиной кабаном, между волком и пуделем, между сорняком и розой. Но что–то в стране опыта не работало в нужном направлении. Это была какая–то военизированная страна, правда на такой же военизированной планете. На этой планете, к чему бы ни прикоснулись руки человека, выходило оружие.

Были отдельные представители людей, которые предупреждали, что всё в руках людей и ни в чьих более. Но их не слушали, ибо даже церковной стройкой загадить девственную природу всегда было выгодней, чем не загадить. А объяснение более чем убедительное: «Что не так, Господь поправит», словно у него своих дел нет, как только наши поправлять. Но слушали в стране опыта больше тех, кого было выгодней, чем тех, кто призывал не гадить, чтобы не жить в своей же блевотине.

Остров же уже облюбовали помощники Скульптора. Они были заняты им, а следовательно, решая свои дела, помогали и его обитателям. Остров по этой причине отличала одна странная особенность. По мере проводимых раскопок он становился только чище. В стране же опыта, как и вы знаете, всё с точностью наоборот.

Например, на острове археологи раскопают демократические ценности или наоборот диктаторские, посмотрят на них, подерутся при дележе и забудут и о ценностях, и о драках. Роют, ищут дальше. Выкопанные ямы и горы островной земли быстро выравниваются, затягиваются и придают острову первозданный вид.

Страна же опыта была только в самом начале пути к такому жизнеустройству, ни наводнения, ни оползни, ни другие «напасти» в ней не наводили порядок. В основном всё шло по старинке: для ценностей были выделены специальные места, называемые свалками, мусорками, помойками. А уж если ценность была всем ценностям ценность, то откопав и слегка почистив, её выставляли в музей. А если унести ценность было невозможно, то оставляли на месте, обносили забором и брали деньги за просмотр.

Страна опыта была похожа на склеп ветхой недвижимости. В этом склепе разного ветхого барахла скопилось столько, что возникли целые министерства по его охране. Конвейер был запущен на славу: одни копают, другие чистят, третьи оценивают, четвёртые пытаются украсть, пятые берут деньги за охрану, шестые продают, чтобы первым было на что копать, а пятым охранять. Все заняты. И так во всём. От этой всеобщей занятости люди в стране опыта перестали соображать совсем.

Спасало их от «гиены огненной», и то не всех, лишь то, что кто–то, где–то, когда–то сделал всё то, что они находили, и не мешал им повторять свои творения по аналогии. Люди чувствовали подвох и даже пели: «Бег по кругу, по кругу без конца». Островитяне же такой аналогии были лишены напрочь. Они просто копали и искали, что первично — демократия или диктатура, даже не задумываясь, что и остров кто–то создал.

Глава пятьдесят седьмая «Былое и Думы» [21]

Джеймс Бонд [22] возмущался и капризничал.