Читаем Скульптор и скульптуры полностью

Надеждин растолкал со словами: «Исми Исенин анна мин Русия» (Я Исенин из России) дремлющего в тени смотрителя. Сонный смотритель, ещё не поняв, кто перед ним, безразлично произнёс: «Шу биддак шу битрид?» (Что ты хочешь?). Надеждин повторил: «Ана Руси» (Я русский). Смотритель, наконец-то, проснувшись, понял, что это русский, а значит, чего он хочет, он и сам не знает, поэтому надо его запускать в пещеру, ибо всё равно не отстанет.

Смотритель взял ключи и вручил Надеждину листок бумаги, на котором на русском языке была написана история этой трагедии. Надеждин читал: «Каин и Авель были родными братьями, одинаково сильно любившими свою сестру. Но, в один из несчастных дней Каин решил, что он имеет больше прав на свою сестру, и ударил спящего Авеля камнем по голове, убив его».

Смотритель впустил Надеждина в пещеру, а сам ушёл, видимо досыпать. Это в России полдень – пик деятельности, а на жарком Востоке – это глубокий сон во время самой страшной жары.

Надеждину, почему-то, было в пещере совсем не страшно, а даже наоборот уютно и прохладно. Было ещё одно чувство, которое он мог определить как «торжественность». Всё-таки не каждый день попадаешь в место совершение первородного греха, да ещё такого как убийство. Надеждин зевнул и задремал. Сколько он проспал, он выяснять не стал, а потопал к двери, чтобы выйти из пещеры. Дверь оказалась заперта. Видимо, смотритель, заглянув в пещеру, не сильно всматривался в её пустоту. А смотреть в пещере, кроме как на камень – орудие убийства, было больше абсолютно не на что. То, что можно уснуть в пещере, смотрителю и в голову не приходило. Надеждину стало страшно. Он сильно забарабанил в дверь. Ответом была тишина. Он заметался по этой небольшой, но полной тайн пещере. Он попробовал кричать. Но его крик, даже в пещере был плохо слышен.

Надеждин испугался, но ни Каина, и ни Авеля, он испугался того, что Смотритель стар и вечно спит, а в горы, ради «посмотреть» паломники ходят редко. Это ведь святая земля, здесь массовый зритель не просто не нужен, он даже вреден. Надеждин боялся умереть от голода и жажды. Он всегда был за любой «кипеж», кроме голодовки. Кружась по пещере, и прикасаясь ко всем её святыням, он пытался успокоиться. Успокоило его то, что он стал видеть себя фигурой исторической. Так выходило, что с тех пор, как на пещеру навесили двери, а это было, пусть и всего лишь несколько веков назад, он, возможно, оказался первым человеком, запертым в пещере. Душа Надеждина спасла его. Она ликовала. Она говорила телу, что с ним ничего не случится. Она требовала от него достать путевой блокнот и ручку и начать писать.

Глава 30

Братья мои, люди, люди!Все мы, все когда-нибудьВ тех благих селеньях будем,Где протоптан млечный путь.Не жалейте же ушедших,Уходящих каждый час, –Там на ландышах расцветшихЛучше, чем в полях у нас.Страж любви – судьбы мздоимецСчастье пестует не век.Кто сегодня был любимец –Завтра нищий человек.

В пещере было темно. Слабые лучики света пробивались только в дверные щели между крепкими досками, скреплёнными железными скобами. Надеждин сел под дверью. Лучики света осветили его одухотворённое лицо. Он начал писать: «Ну вот, попал под раздачу. Сижу в пещере, из которой на землю сошёл грех, а вместе с ним пришли добро и зло. Что пришло раньше теперь уже никто и не вспомнит, да и спросить некого. Один тут сижу. Я сижу, а добро и зло гуляют по Земле. Хотя людям плевать на это, они уже давным-давно забыли о том, кому обязаны таким «счастьем». Мне, наверное, повезло. Я вижу живого свидетеля того страшного времени…».

Надеждин поднялся и пошёл в глубину пещеры. Он долго спотыкался и упирался в стены пещеры, пока не нащупал, тот, здоровый камень, которым Каин огрел Авеля. Он положил на каменюку свою руку. Камень был тёплый и гладкий. Рука Надеждина лежала на камне, а в его голову стали приходить странные мысли: «Всё дело во мне, в камне. Что делал Авель? Да ничего. Трудился, ел, спал, любил. Ни ревности, ни зависти. Чего себе желал, того же желал и другим. Скукотища. Другое дело Каин: трудится – думает, ест – думает, любит – думает, не спит, всё время думает. Интригу плетёт. Думает над тем, как бы у брата отобрать общее и сделать только своим, частным. Вот это жизнь. Тут я, камень, и пригодился, под рукой оказался».

Надеждину не понравились мысли идущие от камня. Он отпрянул от него и пошёл к двери. Пошёл на узкие лучики света в кромешной тьме.

– Интересно бы узнать, – новая мысль вошла в голову Надеждина, – думали ли братья о Боге. Думал ли о нём Авель, живя своей простой, данной ему Богом, жизнью. Думал ли о нём Каин, навешивая на эту простую жизнь свой «паразитный» сюжет. О чём думала их сестра. И, вообще, чего больше вышло из этой пещеры: добра или зла?».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза