Вернемся к рельефу. О его возрасте можно говорить только условно как о времени возникновения из «не-рельефа», из почти или вполне равнинной поверхности, о развитии в каком-то определенном направлении и сохранении за это время его основных морфологических черт. Так как действие рельефообразующих и тем самым рельефоизменяющих сил непрерывно, то, вообще говоря, формы земной поверхности не имеют возраста. Имеет значение только историчность рельефа, привязанность его реалий (конкретных состояний) к каждому отдельному моменту истории Земли. Нельзя сомневаться, что окружающий нас рельеф современен нам, а мы — ему, другое дело, что в нем сосуществуют разновременные элементы — ранее созданные и ныне разрушающиеся, реликтовые и новые, продолжающие свое развитие. Таким образом, рельеф земной поверхности, с одной стороны, имеет современный «возраст», он и поныне, ежегодно и ежечасно, преобразуется, а с другой — к своему современному виду он пришел исторически, путем перемен и даже коренных преобразований былых рельефов, сохранив морфологические следы этих перемен. Формы рельефа в точном значении современны. Но вместе со своим вещественным материалом это исторические категории, и мы в состоянии определять время, когда они возникли и существовали, изменяясь какое-то время очень мало, но все-таки изменяясь.
Таким образом, получается, что и кратковременное нагромождение валунов и глыб, вынесенное к устью реки во время только что бывшего грозного паводка, т. е. селевой вынос, и уцелевший где-нибудь высоко на склоне долины уступообразный остаток речной террасы, созданной очень давно, в то время когда днище самой долины находилось на ее уровне, современны, так как входят в современный рельеф. Но остатки террасы на _ склоне — это еще и следы истории, ее реликты. Их сохранение на долгое время после «геоморфологической смерти», т. е. после прекращения развития по тому пути, который их когда-то создал, указывает лишь на особые условия, в которых такие древние формы доживают свой век.
Понятие о возрасте рельефа возникло в конце прошлого столетия, его основоположником был В. Дэвис. Наблюдая различные по своим очертаниям типы рельефа, он пришел к непреложному выводу, что рельеф, как и все явления в природе, изменяется, т. е. развивается. Начинаясь с «нерельефа» — равнинной поверхности, в результате или по мере ее тектонического поднятия страна проходит первую стадию мелкого, еще плохо «организованного» эрозионного рельефа — стадию юности. Позже, на следующей стадии — молодости, рельеф становится глубоко расчлененным, геоморфологические процессы, особенно эрозия, идут бурно, создается выразительный горный рельеф. Если не происходит новых тектонических поднятий, страна с развитой долинной сетью постепенно снижается, долины становятся все более широкими, склоны пологими, водоразделы низкими. Это стадия зрелости. Позже и она сменяется стадией холмистой, или волнистой, равнины с остатками былых возвышенностей. Это стадия дряхлости. На месте когда-то бывшей здесь горной страны опять возникла «почти-равнина», или пенеплен. Цикл развития рельефа закончился. Но на любой стадии он может быть прерван тектоническим поднятием или опусканием, когда (во втором случае) начнется заполнение еще «незрелых» речных долин наносами рек, теперь уже неспособных переносить их, как раньше, в своих руслах. Законченный эрозионный цикл может повториться, и в природе на самом деле повторяется при новых поднятиях, но уже на базе ранее образованной «почти-равнины», или пенеплена.
Эти взгляды были В. Дэвисом перенесены с эрозионного на ледниковый, пустынный и другие циклы, когда при развитии рельефа во главе угла стоят не эрозионные, а другие разрушительные процессы. Представления В. Дэвиса быстро завоевали признание и географов, и геологов. Этому способствовали, по словам нашего выдающегося геоморфолога Я. С. Эдельштейна, сама простота концепции и изящество аналогии жизни рельефа и живого существа. Выражения «молодой», «зрелый», «дряхлый» рельеф приобрели значение научных терминов.