Представим себе вершинное плато, столь свойственное сибиретипным горам, о которых уже было рассказано. Это плато Ихэ-Богдо в Гобийском Алтае. Его плоская поверхность ограничена ниспадающими во все стороны склонами, а в самые края врезаны ключевые ниши, часто имеющие каровую — чашеобразную форму. Здесь, на самом перегибе плато, начинается эрозионное «обкусывание» его краев. Очевидно, что ключевые ниши функционально связаны с вершинными плато, но последнее не связано с ключевыми нишами функционально. Оно могло бы существовать неопределенно долгое время и без них. Начнем теперь спускаться вниз. Ключевые ниши превращаются в эрозионные воронки, они приобретают линейный характер и очертания узкой, затем все более широкой речной долины. Между нишами, врезами и оформившимися долинами поддерживается не только гидродинамическая связь (сток но непрерывному естественному каналу), но и связь морфологическая, прямая и обратная, обеспечивающая непрерывность нашего ряда или цепи, но только прямая в функции перемещения рыхлого материала и углубления русла.
Мы идем далее вниз по долине и своими глазами видим, как эрозионная система все время усложняется, но Функциональные зависимости сохраняют свой односторонний, однонаправленный характер. Дальше следуют одно за другим устья долин-притоков, наконец, устье главной Долины, которая все еще, морфологически прекращая свое существование, продолжает на некоторое время и расстояние свое функциональное воздействие на «принявшую ее в свои объятия» форму рельефа — межгорную впадину, озерную котловину и т. п. Это воздействие (конус выноса, дельта) — последняя дань нашей системы на крайней точке ее существования, отдаваемая иной, новой геоморфологической системе.
Общая функциональная картина в приведенном примере ясна. Ясна она и в случае любой системы «водораздел — склон — подошва» И в любой другой геоморфологической обстановке, если она определена цепью «деятельных форм», участвующих как целое в перемещении какой-то доли, сколь угодно малой или большой, потока массы — энергии.
В нашем вполне тривиальном примере отдельные части речной долины, функционально связанные, связаны также морфологической непрерывностью и составляют генетический, как бы потомственный, ряд. Остается вершинное плато, на котором мы видели начало такого ряда, видели верховье долины и оттуда начали спускаться. Это вершинное плато выпадает из нашего морфологического, генетического и функционального ряда. Морфологически оно совершенно чуждо ключевой нише, генетически не имеет с этой нишей ничего общего, функционально никак с ним не связано. Плато — это реликт по отношению к долинному рельефу, развивающемуся за его счет, разрушающему свою материнскую поверхность. Диалектика развития и здесь выступает со всей очевидностью.
В нашем примере может остаться неясным, однако, являются ли вершинное плато и отходящая от него речная долина одновременными или неодновременными формами? Как форма, производная от плато, долина должна быть моложе, она разрушает уже готовое. На самом деле, если плато и старше, то оно тоже продолжает развиваться, например, уплощаться в своих внутренних частях, куда еще не проникла эрозия. Ведь и долина и плато входят в современный рельеф, продолжающий развиваться. Зато мы на нашем примере ясно видим, что разрушительная энергия зарождающейся на краю плато речной долины много выше энергии постепенного дальнейшего уплощения вершины Ихэ-Богдо, идущего под влиянием температурных колебаний, усыхания и водонасыщения, воздействия горного ветра и т. п. Здесь мы снова видим, какое значение имеет в науке морфологический возраст рельефа. Плато — зрелая или древняя форма, если и развивающаяся, то явно медленно. Долина, начиная с самых истоков, агрессивная, ускоренно растущая молодая форма.
Если бы мы имели дело с наблюдениями только по указанному адресу, в Гобийском Алтае, то могли бы признать за вершинным плато Ихэ-Богдо только морфологическую древность. Но вершинные плато — характерная черта огромного большинства сибиретипных гор, и ученым давно стало ясно, что она отражает собой былое существование полуравнинной поверхности, называемой древним пенепленом. Этому были найдены кое-где прямые геологические доказательства — остатки речных долин и речных отложений. Значит, сибиретипные горы — результат общего подъема земной поверхности на огромном пространстве, а вершинные плато, «гольцевые плоскотины», как говорят в Сибири, — это более или менее искаженные остатки, т. е. подлинные реликты исходной поверхности.