Скверная кровь

Так совпало, что мой первый выход в город человеком, а не полукровкой, ознаменовался казнью воришки. Я воочию увидел, как обращаются с такими, как я, носителями дурной крови. Приговорённый к смерти был тоже полуэльфом. Ростом выше меня, невероятно исхудавший, он горделиво взирал на беснующуюся у эшафота толпу. Его обнажённый торс, перевитый высушенными мышцами, как лозой, был безжалостно исполосован плетьми.

– Кто это? – спросил я у какого-то парня.

– Беглый раб, – пояснил он. – Полукровка, сбежавший с одного из золотых рудников. Подошёл сдуру к работающим в поле крестьянам, показал самородок и попросил еды, а те сдали его местному барону.

– А почему они его бьют?

На такой глупый вопрос парень даже не стал отвечать. Я понял, что с равным успехом мог бы спросить его, почему бьют волов, тянущих плуг. Полукровки и эльфы в Калионе – это и есть тягловый скот. У них нет прав свободных людей. Они целиком принадлежат своим хозяевам. Правда, только те, которые не остались влачить жалкое существование в Великом лесу.

Перед тем как несчастному рабу отрубили голову, он завопил на высоком (эльфийском):

– За самым могучим руфусом ищи подземный ход!

Руфусом местные называли деревья, похожие на земные дубы.

Его срубленная голова полетела в корзину, а я снова и снова повторял услышанное, потрясённый тем, что высокий, язык высших эльфийских домов, я, оказывается, знаю так же хорошо, как и тот, на котором говорил последние дни.

Мне трудно объяснить, почему я решил пробраться к эшафоту и отдать долг вечности погибшему. Я встал у корзины с отрубленной головой и увидел, что на щеке синеет огромное пятно. Присмотревшись, рассмотрел как минимум два клейма. Причём поставлены были в разное время, новое поверх старого или старых…

Вечером я спросил у наставника:

– Пипус, у казнённого сегодня полуэльфа на щеке я разглядел клейма. Почему его клеймили не один раз?

– Владельцы рудников клеймят своих рабов, а когда такого раба перепродают другому хозяину, тот выжигает новое. Наверное, этот парень менял хозяев много раз…

Спустя день я повстречал компанию молодых эльфов. У них в услужении был полукровка. Я наблюдал за ними всего минут десять, но увидел достаточно, чтобы сделать вывод: эльфы относятся к полукровкам даже ещё хуже, чем захватчики-люди, потому что бастарды вроде меня служили им живым напоминанием о власти чужестранцев, захвативших их землю и творящих насилие над их женщинами.

Если несколько дней назад я, окрашивая волосы, всего лишь подчинялся старику, от которого зависел, то с этого дня делал это чаще, чем отрастали корни белоснежных волос.

Пипус продолжал обучать меня премудростям алхимии и лекарскому мастерству. Он делал это, наверное, с таким же упоением, как и раньше, когда учил меня читать и писать. Но при этом старик каждый день твердил, что для полукровок и эльфов обучение в империи запретно. Упаси меня Единый когда-нибудь похвастаться своими знаниями или умениями. Не каждый барон в Калионе мог поставить под договором свою подпись.

Обучая бастарда-полукровку, старик рисковал. Я ведь на самом деле не юнец, у которого только проклюнулись под мышками и между ног белые волосы. И то моего контроля едва хватало, чтобы скрывать свою образованность. А как же это удавалось малышу все эти годы до моего вселения в его тело?..

Прошло около месяца, как я оказался в этом странном мире. Старика позвали осмотреть одного важного человека, и Пипус взял меня с собой. Оказалось, помощь требуется не графу Трибо, а управляющему его имением, который внезапно почувствовал себя плохо после еды. Я вошёл в особняк вельможи в качестве слуги лекаря, неся кожаную сумку, в которой он держал свои медицинские инструменты и склянки с эликсирами на все случаи жизни.

Когда мы пришли, управляющий лежал на диване. Пипус принялся осматривать больного, а тот почему-то уставился на меня. Что-то в моём облике привлекло его внимание, возникло впечатление, будто болезный когда-то раньше видел меня и теперь узнал.

Старик заметил эти взгляды своего пациента и нервным жестом руки дал мне знать, чтобы я вышел из приёмной. Я и сам понимал, что ничего хорошего в сложившейся ситуации ждать не приходится. Минут через двадцать на высокий порог городского особняка вышли граф Трибо и мой благодетель. Они перешёптывались, и, поскольку смотрели на меня, речь явно шла обо мне. На лице Пипуса я читал нешуточный испуг. Я ещё не видел, чтобы его лицо было так искажено от дурных предчувствий.

Граф поманил меня к себе. Оказалось, я на полголовы выше его.

– Посмотри на меня, мальчик, – велел он и, взяв меня рукой за подбородок, принялся поворачивать моё лицо из стороны в сторону, словно выискивая что-то известное ему одному.

– Тот же самый нос и уши, посмотри на его профиль, – сказал он Пипусу.

– Нет, – возразил старик. – Я хорошо знаю того человека, и сходство между ним и этим мальчиком хоть и имеется, но лишь самое поверхностное. Я лекарь, уж я-то в таких вещах разбираюсь, можете мне поверить…

Не желая спорить при мне, граф сказал:

– Мальчик, иди домой.