Скверные истории Пети Камнева

Петины опасения оправдались. Его дом, правда, не сожгли, потому что тогда сгорела бы вся деревня, но специально приехавшая строительная бригада раскатала строение по бревнышку.

В супермаркете не нужен заграничный паспорт

Петя женился в третий и последний раз между смертью отца и смертью матери, так уж получилось, и Елена Петровна еще успела увидеть

Олечку, но узнать ее поближе не могла. Настойчиво хорошая женщина, отозвался как-то Петя о своей третьей жене, с которой жил до времени в гражданском браке. В этом, третьем супружестве дети Пете уже не грозили. Как и страсти. Все улеглось и установилось. Молодые продали свои квартиры, сложили вырученные деньги и купили прелестное жилье в старом доме на краю Екатерининского парка. Эта квартира-студия с высоченными потолками странным образом соединяла вкус Пети к богемности со старомодным уютом. Помимо подаренных знакомыми художниками картин на стенах здесь были и ковры на полу, и вьющиеся какие-то растения на метровых в ширину подоконниках. Висели тяжелые портьеры, стояли старенькие комоды и усадебные еще платяные шкафы, часть из которых Лиза, делавшая, как мы помним, евроремонт в родительской квартире, покушалась отправить по помойку. Свое место заняла и отцовская икона, как называл ее Петя, та самая, подаренная некогда покойным Алферовым. У Пети наконец-то был свой кабинет, где он поставил отцовский широкий, под зеленым сукном письменный стол. Теперь Петя много работал и жизнь вел строгую, приговаривая к сибаритству склонны только бедные. Завели и собаку, как без собаки – шоколадного лабрадора женского пола, добродушную, но приставучую суку, вечно лезшую к гостям лизаться. Когда Петя, души в этой собаке не чаявший, отворачивался, я легонько щелкал ее по носу, и на короткое время нежности прерывались.

Я впервые понял, что такое семейная жизнь, говорил Петя, это когда все ровно, тепло, уютно, подчас даже радостно, чаще скучно, и тебе напоминают о не принятых вовремя лекарствах. Петя говаривал, что в браке под старость есть лишь одно неудобство: нужно время от времени разговаривать. Но можно найти приятные безобидные темы, утешал себя Петя, например: к мясу картошка или макароны, кофе с молоком или черный, и пора ли сдавать в чистку ковер, который истоптала любимая собака, и что сегодня на пятом канале. Здесь нелишне будет добавить, что Петя стал весьма неплохо зарабатывать, в журналистских кругах у него было имя.

Соблазнительно было бы сказать банальность, что Петю как подменили. Нет, по-видимому, время от времени он все-таки тяготился однообразием своей счастливой и достаточной семейной жизни. Я часто бывал у них, потому что Петя полюбил принимать гостей, причем хозяйка вполне патриархально почти не присаживалась к столу. И это при том, что была переводчицей с русского языка на английский, долго жила в Англии и была вполне европейкой. Но я подозревал, что она устала от безмужней самостоятельности, и Петин домострой ей даже нравился.

Как и в молодости, мы часто сиживали с Петей вдвоем в кабачках, реже, конечно, чем прежде, когда, работая в одной редакции, то и дело сбегали в буфет Дома архитектора, но раз в неделю-две. Подчас, пропустив коньячка, Петя оживал, молодел, загорался, принимался строить планы. В те годы наш средний класс ударился в путешествия, и

Петя с Олей то ездили в израильский Эйлат, то в адриатическую Милано

Морисимо, городок между Римини и Равенной, с посещением Венеции и

Флоренции, то в Турцию на недельку – all included. По возвращении

Петя жаловался, как осточертели ему эти четыре звезды, спа, массажи, бассейны, шведские столы, настырные горничные и обязательные Euronews по телевизору во время сиесты. Но уж не смог бы жить без теплого клозета.

Он стал брюзглив, в негодовании отбрасывал газету, едва ее открывал, его раздражала нынешняя власть – больше другого своей безвкусицей, даже ставшие дежурными притворно либеральные нападки на большевиков, которых он сам когда-то терпеть не мог. Он, как в старые времена, выпив, бурно цитировал что-нибудь вроде горе вам, фарисеи, что строите гробницы пророкам, которых избили отцы ваши. А однажды, размечтавшись, как встарь, о вольных странствиях, вдруг, приговаривая сейчас, сейчас и морщась, пока вспоминалось, процитировал:

– Все мы знавали злое горе,

Бросили все заветный рай,

Все мы, товарищи, верим, в море,

Можем отплыть в далекий Китай.

И Петя радостно рассмеялся, хлопнув ладонью по столу, довольный, видно, что память и на этот раз его не подвела.

– В Китай, отлично, именно в Китай!