Скворцов-Степанов

Видный польский революционер-интернационалист Феликс Кон рассказывал в своих воспоминаниях, что во время маршей красноармейцев Иван Иванович обычно шагал вместе с бойцами, всегда что-то оживленно обсуждал с ними, не забывая при этом вставить интересный случай, шутку. Он вообще очень легко вызывал на откровенность, и воины революции, чувствуя в нем своего же однополчанина, делились с Иваном Ивановичем и впечатлениями о походе, и своими сокровенными думами о доме, оставленных семьях, о будущем.

Будучи человеком сугубо гражданским, он стремился глубоко вникнуть во все перипетии боев. В стойкости Красной Армии не сомневался даже в самые отчаянно трудные дни. А когда его предсказания оправдывались, он, довольный, разглаживая пышные усы, с радостью повторял: «Вот видите. Я вам говорил… Наше дело — непобедимо».

Хорошими новостями он обязательно делился с ранеными, переходя от одной повозки к другой. Гордостью и преклонением светились его глаза, когда из уст тяжелораненых он слышал бодрое: «Ничего. Свое возьмем».

Иван Иванович, писал Феликс Кон, «любил всей душой Красную Армию, восторгался ее подвигами, верил в нее, гордился ею».

Часто Скворцова-Степанова видели на передовых позициях. «Такова святая обязанность большевика», — отвечал он на возражения, что «здесь очень опасно». Бывали и дни отступлений. Но бодрость никогда не покидала политкомиссара. «Необходимо сохранять спокойствие. При отступлении спокойствие уменьшает потери на пятьдесят процентов», — заметил он в одной из своих речей на коротком митинге на привале. Вечерами он еще раз прочитывал то, что успевал набросать в блокнот днем. На основе этих заметок созрел план написать книгу.

Название он ей придумал еще в дни боев: «С Красной Армией на панскую Польшу. Впечатления и наблюдения».

«Давно известно, — писал Иван Иванович, — что всякая эпоха крупных общественных сдвигов и великих общественных переворотов выдвигает свою военную организацию, свой новый командный состав, свою новую тактику. Нет никакого сомнения, что в России создается не только современный командный состав, но и новая военная школа, которая за три года успела накопить большой боевой опыт и теперь начинает его теоретически осмысливать…

Эта школа отчасти чутьем схватила, отчасти сознала и поняла ту тайну нашей эпохи, которой никогда не постигнут старые генералы и генералиссимусы, слишком глубоко вросшие в отношения умирающего капиталистического общества».

С гордостью и неизменной теплотой рассказывал Иван Иванович в своих записках о мужественном поведении красноармейцев во время преследования отступающего противника: «Нелегко дается это стремительное наступление, одно из редкостных во всемирной истории войн. Конница утомилась, всадники засыпают, сидя в седле. Часто ведут лошадей на поводу и садятся в седло только перед атакой. Но при всем том… рвутся все вперед и вперед. Такое же удивительное настроение и в пехоте.

Обносились свыше всякой меры, многие совершают переходы босиком, чтобы сохранить обувь, у других уже нечего сохранять. Нет другой армии в мире, которая могла бы совершить поход в подобных условиях. Она идет сама, она сама не хочет останавливаться. Нет другой такой армии в мире, потому что это Красная Армия, армия сознательных свободных людей, защищающих собственную Республику Труда…»

Подчеркивая гуманизм бойцов революционной армии, Скворцов-Степанов красочно описывал такую сцену:

«У края дороги остановилась на отдых группа пленных легионеров в своих щеголеватых френчах и свеженьких четырехугольных фуражках, в крепкой обуви с новенькими обмотками». (Пленные одеты буквально с иголочки в переданное Францией для польской армии обмундирование.) Сотни этих пленных охраняет горстка красноармейцев. На ногах у них — разлезшиеся обутки, часто — никакой обуви. Трепаная гимнастерка, «положительно неприличные брюки» и выцветшая замызганная фуражка. И этим ободранным конвоирам не приходила даже в голову мысль воспользоваться одеждой пленных.

Они дружелюбно с ними разговаривали и ели испеченную на кострах картошку. «Красноармейцы прекрасно понимали, — отмечалось в книге, — что польские рабочие и солдаты не ответственны за преступления правящих кругов своей страны — организаторов нападения на Советскую Россию».