Читаем Сквозь черное стекло полностью

– Поговорим? – вдруг резко и быстро произнес он, вроде как, и не к ней обращаясь, а куда-то в пространство. – Мне нужно ночью с кем-то разговаривать. Такая вот странность. Привыкай. Ночью, да. – он помолчал, сел на кровать, – накатывает что-то. Не пойму. Проснусь – и так болит. Тут где-то. – он провел рукой по груди, – будто вообще. другой человек… кто – то. Сам не пойму, как со сна. Лунатик. Я в Швейцарии к врачу даже ездил. Ничего он понять не смог. Психоз, говорит. Фантомные боли. Вы, наверное, лунатик, так он сказал. Какой лунатик? Я ему – грохнуть меня могут, вот и психоз. А он даже не понял, про что я. – он помолчал. – А грохнуть могут, я чувствую. Шуршат вокруг. Копают. С такими деньгами, как мои – не уцелеть, либо грохнут, либо отберут половину, а то и всё. Могут и посадить. предлог найдется. Они ведь понимают. кто идет. И зачем. Потому и боятся. Они шаги чувствуют, а шаг у меня тяжелый. Понимают, идет тот, кто сильнее их. Сильнейший. Тут уже дело не в деньгах, тут вопрос власти. Чья она.

– У вас же столько охраны. Почему вы боитесь?

– Да что, охрана… Что у других охраны не было, что ли? И ничего… грохнули. И отобрали. Нет, если хотят грохнуть – то грохнут.

– Зачем вы так говорите? Нельзя так. На все воля Божья.

– А может, это она и есть – воля Божья, кто знает.

Он задумался, помолчал, потом внимательно посмотрел на Настю:

– Мне сегодня знак был, нехороший. Стоим мы на переезде, вдруг к машине цыганка подходит и прямо к моему окну, стучит. Охрана прогнать хотела, а мне что-то стукнуло. Открыл окно. Хотя, честно говоря, я ненавижу этих цыган, гадалок, с детства ненавижу. А она сразу кинулась ко мне, схватила за плечо, цепко так, и говорит: «Вот так-то, Миша, мир катится к концу. Всё. Конец.» – и засмеялась. Зубы у нее гнилые. Запах изо рта такой. Меня аж передернуло, как из могилы. Миша. как она имя мое узнала? Хотя меня тут все знают.

Он вроде хотел еще что-то сказать, забормотал, но вдруг заснул на полуслове, качнулся, безвольно упал на постель.

Дыхание его стало ровным. Глубокий сон.


СЦЕНА 37. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. УТРО. ЗИМА.

В холле накрыт на две персоны большой стол к завтраку.

Михаил Александрович, между тем, поджидая Настю, кормит птичек – две высокие клетки с пернатыми расположены по краям холла. Похоже, птички – это его слабость, он умело подсвистывает им с умилением, они отвечают веселым щебетанием.

– Доброе утро, – Настя входит в холл, садится к столу.

– Доброе, – отвечает Михаил Александрович. Трудно в нём сейчас узнать того другого, измученного душевной болью человека. – Ты можешь, конечно, вставать попозже, не так рано, как я. Но, знаешь. Лучше, чтобы утром такое семейное совещание проводить. Планерку на день. Согласна?

– Да.

– Даже если не согласна, всё равно будет так, – усмехается Михаил Александрович, направляясь к столу. – Привыкай. В этом доме всё решает только один человек. И в этом городе, кстати, тоже. А может скоро и в этой стране буду решать, – засмеялся он. – А почему нет? Есть у меня на этот счет одна мыслишка.

Он помолчал.

– Я вот что подумал. Надо тебе чем-то заняться, ну, кроме – шопинг, фитнес, бассейн, массаж – это, понятно, святое, на это не покушаюсь, дамский набор… А вот, например, языки… Иностранные. У тебя неплохо получается по-английски.

– Я знаю еще немного. французский, мы учили на слух в интернате.

– Ну? Вот и отлично. Ценная вещь. Теперь сможешь изучить по-настоящему. Читать уже научилась?

– Еще не очень.

– Ничего, научишься.

Он встает.

– Ну, я пошел. Да, если захочешь куда-нибудь поехать, надо записать в журнале, на охране. Ну, там тебе объяснят.

– Я вообще хотела пешком просто прогуляться. Я совсем не знаю этот город.

– А вот это нельзя, Настенька, только на машине и только с охраной. Там уже по месту, куда приедешь, погуляешь. Какая разница.

Он подходит к Насте целует ее.

– Ну, не скучай, девочка, папик вечером будет. если не убьют.

Настя удивленно смотрит на него.

– Это так, шутка, – на ходу говорит он.


СЦЕНА 38. ДВОР ОСОБНЯКА ОСТРОВОГО. ДЕНЬ. ЗИМА.

Настя выходит во двор, подходит к будке охраны возле гаражей. Навстречу ей, дежурно улыбаясь, выходят два охранника:

– Хотите куда-то поехать?

Настя на минуту задумалась.

– А скажите, море тут далеко?

– Море? – удивился охранник. – А куда вы там хотите?

– Не знаю. Я просто никогда не видела море.

– Ага. – замялся охранник, – ну, решим по дороге. Придумаем что-нибудь.

– На какой машине желаете? – спрашивает другой.

– Я не знаю. Все равно.

– Ну, тогда, пожалуйста, запишите в журнал всё это, и время.

– Время чего? – не поняла Настя.

– До какого часа предполагаете отсутствовать… Примерно, конечно…


СЦЕНА 39. БЕРЕГ МОРЯ. СУМЕРКИ. ЗИМА. СОВМ. С КОМБ.

Тёмное пустынное пространство скалистого берега высвечивают фары остановившихся машин. Впереди вздымаются, накатываясь на берег, огромные черные волны. Холодное северное море.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары / Музыка