Мы остановились у помещичьего дома. Дом в два этажа, сравнительно небольшой, весь утопающий в зелени, с массой разнообразных пристроек. К нам сразу же из-за всех углов выбежало много людей, в основном женщины и дети. Ребятишки с радостными возгласами «хатти, хатти!» восторженно закружились около слонов, наперебой объясняя что-то друг другу. Затем вышел и сам хозяин с ружьем за плечами. Поздоровавшись с нами, он забрался на спину Ратан Коли и помахал оттуда на прощание рукой своим домочадцам. И вдруг из окна неожиданно вырвался громкий, отчаянный плач ребенка, затем из-за сарая, торопливо перебирая ножонками, выскочил голышом шоколадного цвета мальчуган лет пяти и, громко всхлипывая, давясь слезами, кинулся к слонихе и бесстрашно, словно столб, обхватил ее толстенную ногу. Он что-то лепетал, заливаясь слезами, и Ратан Коли, повернув голову, внимательно наблюдала за мальчиком умными глазами.
Все дружно засмеялись. Мальчик, задыхаясь от волнения, пуская пузыри, умоляюще просил Ратан Коли:
— Хатти, хатти… не забирай моего папу… я буду хорошо себя вести…
Горькие рыдания не дали ему договорить…
Неподдельное горе ребенка всех так растрогало, что мы стали просить отца разрешить взять мальчугана на спину слона. Погонщик заставил слониху присесть, и несколько мужских рук невольно потянулись к ребенку. Оказавшись на слоне, мальчик сразу же успокоился, его черные, как бусинки, папины с раскосинкой глаза счастливо засияли, и он спокойно стал переходить с рук на руки. Он что-то радостно мурлыкал, оживленно вертел головой, и маленький хохолок на его макушке смешно прыгал из стороны в сторону. Упругое коричневое тельце пахло молоком и детской чистотой. Все это напоминало далекий дом, и мы долго не отдавали мальчугана слугам помещика, которые шли за нами до самого леса.
Деревня и провожавшие люди остались позади. Наш путь лежал вдоль реки Ковал, берущей начало в горах Сивалик. Сначала мы двигались по правому берегу реки, по самой кромке леса, или, как его называют непальцы, джангл, что означает не джунгли, а именно лес. Издали в некоторых местах он напоминает наши подмосковные леса, но вблизи сразу ощущаешь разницу. Даже неопытный глаз замечает незнакомые виды деревьев, таких, как сал, сису и десятки других неизвестных у нас пород.
Погонщики выстроили слонов в колонну, так как каждый слон норовил идти последним. Слоны очень не любят, когда кто-нибудь движется сзади, и это, видимо, одна из причин, по которой вряд ли кому удалось видеть слона запряженного в повозку. Но погонщики быстро установили порядок и очередность движения.
Слоны шли не торопясь, и мы чувствовали себя удобно. Несмотря на широкую и с виду удобную спину слона, ездить на нем без привычки не очень приятное занятие, а на таком слоне, как Ратан Коли, просто адские муки. Эта слониха кроме своей медлительности отличалась еще и необыкновенной сухопаростью, и каждый ее шаг болезненно отзывался на наших телах, так как ее огромные лопатки ходили под нами ходуном, от такой встряски мы первые дни не находили на себе живого места. При этом каждый миг рискуешь скатиться вниз, упасть с трехметровой высоты. Поэтому все время приходилось менять положение и искать место поудобнее на импровизированном седле — мешке риса.
На седле каждому досталась своя небольшая площадка, на которой надо было сидеть, свесив ноги вниз и держась за веревку, которая укреплена рядом с соседом, сидящим за твоей спиной. Каждый шаг слона кидал седока в сторону и заставлял его лихорадочно натягивать веревку, а соседа — подпрыгивать в такт с твоим движением. Через полчаса все «пассажиры» приспособились, и только после этого можно было направить внимание на что-либо другое.
Обычно слон сам выбирает дорогу, погонщик только подправляет его ногами. Чтобы не идти по песку высохшего русла, слон свернул к оврагам, густо заросшим кустарником и травой. Сидя на его спине, как-то не верилось, что трава настолько высока, что совершенно скрывает валежник, состоящий из толстенных стволов сала. Впечатление было такое, будто слон двигается по расчищенной зеленой лужайке, а не среди бурелома и пней.
Чем дальше углублялись в лес, тем гуще он становился, тем чаще попадались незнакомые деревья и растения. Их так много и они так необычны, что я с глубоким сожалением начинал понимать, насколько бедны были мои познания в ботанике. Будь на моем месте хотя бы ботаник-любитель, сколько интересных и новых растений нашел бы он для себя и, может быть, для науки.