Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи

— Вода потекла, — сказала она как бы сама себе.

Эти ее слова услышали Житнев и Вика. Пилот включил фонарик. Проснулись Ашот и Славик.

— Подплываем? — спросил Ашот не то спросонья, не то в шутку.

— Подплываем, Ашот, — спокойно ответил Житнев. — Вылезь, пожалуйста, посмотри, что там делается. Возьми фонарь.

Ашот долго возился, пока выбрался из ниши. По шороху снега прослеживался каждый его шаг. Ашот бродил, бродил туда-сюда, топал ногой, пробуя, наверное, лед, потом влез в нишу.

— Плохо наше дело, командир, — произнес он, пробираясь на свое; место. — Снег пропитывается водой. Может, двинем вперед? Успеем выбраться по утренней зорьке в безопасное место. А то взойдет солнце, и тогда все поплывет.

Закряхтел Славик. Спросил без улыбки в голосе:

— Будем искать березу, чтобы из коры варить лапшу?

— Это еще впереди, — тоже серьезно ответил Житнев. — Это успеется. А пока — подъем!

Когда человек идет по неизведанному пути, его нельзя осуждать, если он испытывает, может быть, лишние тяготы. Потому что ошибается.

Пока наши путники вновь «монтировали» сани и прилаживали лямки, стало светать. Они шли почти по щиколотки в воде, напитавшей снег. Скоро головки унтов по самые голяшки намокли и набухли, как колоды. Мудрая эта обувь, оленьи обутки шерстью наружу. Шерсть обледенилась, вода почти не проникала сквозь шкуру, ноги оставались почти сухими.

Вскоре подошли к ледопаду, тому, что преградил им путь вчера вечером. По нему уже бежали прозрачные ручейки, образовавшие паутину мелких промоин. Высота — метров пятнадцать. Дальше река заметно шла под уклон. В сотне метров она упиралась в каменную стену. Летняя вода сильно подмыла подошву стены, выстругала под нею длинную нишу. Отсюда каньон круто заворачивал влево, поэтому невозможно было понять — куда он уходит и что приготовил путникам.

На этот раз спуск по ледопаду оказался потруднее, чем предыдущий, уклон оказался более крутым. Все изрядно вымокли, пока очутились внизу, особенно Ашот, спускавшийся первым: сразу же вначале спуска он упал на спину и в таком положении съезжал донизу. Пришлось снимать куртку и долго отжимать из нее воду. Зато благополучно спустили Атку с девочками, а это составляло главную заботу всех.

За ледопадом возок легко пополз по уклону, даже почти не требовалось усилий, чтобы тащить его.

Вот и изгиб каньона. Впереди — длинный прямой коридор, видимый примерно на километр. Река, припорошенная снегом, гладкая и ровная, как широкая дорога, покрытая белой простыней. Как раз в это время показалось солнце из-за верхней кромки правого обрыва. Тень обрыва на снегу казалась черной в сравнении с ослепительной белизной освещенной части реки. Все одели темные очки — нестерпимая белизна снега резала глаза. Снег на этом участке оказался рыхлым, глубоким и липким, как смола. Возок сразу отяжелел, будто в него положили камни. Мужчины до предела натянули лямки тросов. Вика изо всех сил подпирала лопатой сзади, но полозья едва двигались по снегу. Атка заметила все это, оказала:

— Не нада, я пешком пойду.

С этими славами она бережно уложила переметные сумы с новорожденными в кресло, сама сползла на снег.

Ей никто не возразил. Возок пошел легче, хотя полозья по-прежнему прилипали к снегу. Люди еле брели, утопая по колени в мокром снегу.

А солнце поднималось все выше, и его теплое дыхание все сильнее ощущалось в коридоре каньона. Напрягая все силы, Житнев натуженно говорил:

— Скорее надо преодолеть этот участок. Иначе придется плыть. Братцы, посильнее, посильнее…

Картина эта напоминала «Бурлаков» Репина. Мужчины почти лежали на лямках, наклоняясь вперед до крайнего предела. И, как тот юноша в картине «Бурлаки», что шел облегченно, Славик то и дело давал себе «послабинку», часто менял место лямки на плече — не привыкло плечо к нагрузке. Шаг, шаг, шаг… Всего на одну ступню. Капли пота уже падают с лица на снег. Пот застилает глаза, впереди видна только мутная белизна. То и дело кто-нибудь кидает в рот горсть снега: пересыхает горло. А расстояние, кажется, ничуть не сокращается. Солнце поднимается все выше,‘все теплее становится в каньоне.

Мужчины идут молча, тяжело дыша. Труднее всех дышит Славик. Он почти хрипит. Житнев не выдерживает, слушая его тяжелое дыхание.

— Брось, не тяни, — коротко говорит он.

Славик ослабил лямку и вдруг сел на снег, разрыдался.

— Что? Что с тобой? — Ашот стал трясти его за плечи. — Встань!

Славик сидел на снегу и истерично рыдал.

— Нервный шок, — заключил Житнев. — В сани его!

Славика поволокли к возку, стали устраивать в кресле.

— Не буду! — в истерике кричал тот. — Не хочу! Я не мальчик!

— Сиди, сопляк! — гаркнул на него Ашот. — По роже дам!

— Что вы, товарищ Мурутян?! — удивилась Вика.

— Его надо выбить из состояния шока, — объяснил второй пилот. — Такое бывало на альпинистских маршрутах… Со слабонервными…

Вика кинулась к санитарной сумке. Терла виски ватой, смоченной нашатырным спиртом, давала Славику что-то нюхать. Скоро он пришел в себя.

— Извините, — пробормотал он, — я, кажется, устал.

— Лежи на месте, — властно сказал Житнев. — Поехали!