Сквозь объектив

Из колонок лился надрывный рок, под который хотелось колошматить витрины дорогих бутиков и бегать по улицам голышом. Из окна можно было видеть, как силуэт Кая удаляется вдоль канала, прежде чем полностью раствориться. В любое время суток пейзаж за окном выглядел одинаково заброшенным. Если глядеть на него каждый день, то волей-неволей начинаешь думать, что ты существуешь словно вне остальных людей.

Я поежилась, все еще словно чувствуя губы Кая на своей шее. Мой похититель ушел, но ощущение его присутствия за моей спиной осталось.

Чего он от меня добивается? Оскорбления сменялись психоанализом, а потом совершенно неуместной попыткой соблазнения. Пробовал ли он на мне все подряд, чтобы… что-то понять? Смутно мне казалось, что ответ скрывался в фотокамере. То, как он с ней прибежал, его выдало. Он как будто ждал момента, чтобы схватиться за нее. Я помнила его взгляд в тот момент — сосредоточенный, анализирующий и при этом жадный. Как будто он до чего-то дорвался.

Наверняка я сказать не могла, это было лишь подозрение, но камера — единственное, что давало объяснение его нелогичным, странным действиям. Про свою собственную нелогичность вообще не хотелось думать. Я вынуждена была признать, что что-то идет совсем не так…

* * *

Остаток дня я провела, разгуливая по квартире и фальшиво подпевая магнитофону. В конце концов, раз так все сложилось, больше не имело смысла устраивать истерики и трястись. Теперь я живу здесь. Слегка опустошив холодильник, я откопала среди дисков какую-то книжку, и время полетело быстрее. Это было полунаучное чтиво о кинематографе с точки зрения лакановского психоанализа[9]. Через пару часов я поняла, что не понимаю, о чем читаю, но пассажи о воображаемом и реальном через пленку почему-то показались вписывающимися в мир этого Кая.

Был важный практический момент, игнорировать который было нельзя, но и поделать я тоже ничего не могла. Меня все-таки хватятся когда-нибудь. И что скажет Макс?

Моя сумка либо выпала где-то в переулке, либо находится у Кая в его запретной комнате, и наверняка мобильный телефон уже надорвался от звонков и сел. Макс обязан сообщить о моей пропаже родителям. Он — большой паникер и скрывать ничего не смог бы. А после того как мой отец узнает об этом, он убьет Макса. Просто за дурную весть.

А может, Макс ничего не скажет предкам. Он трусоват. Почему-то теперь я испытывала к нему странную смесь неприязни и раздражения. Я вспоминала все, что было раньше, и это казалось мне таким далеким и мутным, как вид из заднего окна уезжающего автомобиля во время дождя. Странное ощущение, учитывая, что прошла всего-то пара дней.

Так что не исключено, что родители еще даже не в курсе. Отец живет на работе, мы не видим его неделями. А мама предпочитает мариноваться в своих увлечениях и оздоровительных практиках. У нее есть комната для медитаций, и когда бы я ни приходила домой, она была там. Либо занималась йогой, либо познавала себя. В нашей семье в порядке вещей не видеть друг друга, даже если все дома. Наверняка они думают, что я сейчас примерно учусь, а на выходных гуляю с приличным «сырным» мальчиком.

Глаза уже смотрели сквозь текст. Мои мысли плавно вернулись к нашему недавнему разговору с Каем. Он не все сказал про одиночество. Его острее всего ощущаешь, когда возвращаешься к тому, что у тебя есть, и из всего этого начинаешь вычитать пространство, имущество, пока не доходишь до самого себя и вычитать уже нечего.

Сейчас я отняла достаточно, чтобы упереться в то, чего предпочитаю избегать. Себя. Раньше от этого спасали кредитная карточка, интернет, Макс, гардероб, забитый вещами до отказа, и кино. Это поддерживало хороший режим автопилота.

Сейчас внезапно словно настроили фокус всех моих каналов восприятия.

Цветов вокруг почти не было, но те, что были, казались ярче, чем кислотные витрины.

Каждый звук вызвал эхо. Вокруг и внутри меня.

А в душе впервые за долгое время клокотал жуткий водоворот переживаний. Это походило на эмоциональную рвоту.

Да, жизнь — странная штука. Иногда в ней случается что-то из ряда вон выходящее. Приходит некто с глазами из хрусталя и возвращает тебе ощущение настоящей реальности грубым, страшным способом. Ты проклинаешь этого человека, но почему-то слушаешь его. Ты могла заткнуть уши. Игнорировать его. Ты сама стала с ним говорить.

Ход моих мыслей мне не нравился. Начиналась переформулировка понятий. Смена ролей и отношений. И куда это приведет, думать вообще не хотелось.