Сквозь объектив

Я вздохнула, вернувшись к мыслям о родителях. В данный момент я не ощущала, что мне их не хватает, вместо этого думала, как они воспримут мою пропажу. Хотелось знать, что они ощутят… разницу. Есть ли я в своей комнате и есть ли вообще. Мы общались урывками. Когда отец еще только начинал работать в этой компании, которая заменила ему все, можно было говорить о каком-то чувстве семейности. Но того времени я почти не помнила. Сейчас это осознание показалось мне страшным.

Пальцы непроизвольно сжались в кулак. Размышления о семье всегда вгоняли меня в меланхолию: там слишком многое было упущено нами тремя, и самое ужасное, что ничего не хотелось наверстывать.

Взгляд вдруг скользнул по пачке сигарет, оставленной Каем. На подоконнике валялась и зажигалка. Недолго думая, я извлекла одну и покрутила ее между пальцев.

Впервые я закурила в тринадцать лет, вместе с компанией одноклассниц. Мы решили не мелочиться и через одного старшеклассника купили себе сразу вишневые сигары. Помню, как мы давились дымом и глупо хихикали. У меня почему-то дым пошел через нос и страшно защипало внутри. Тогда я подумала, что курение — процесс, эстетичный только с виду. А потом мы строили из себя знатоков и говорили, что если уж курить, то только крутые марки, а не какой-то там туберкулезный Kent. Откуда вообще берется этот выпендреж в таком возрасте?

Когда рот наполнился дымом, мне мигом вспомнилось то время. Стало смешно, как только я представила себе юных девочек, неумело орудующих сигарами. Моя нынешняя неуклюжая затяжка тут же вызвала удушье, и я закашлялась, зажмурив глаза и зажав нос.

Закинув недокуренную сигарету куда подальше, я уставилась воспаленными глазами на полупустую пепельницу. Вкус дыма во рту как будто вернул меня в то время, когда жизнь была довольно простой и умещалась на странице школьного дневника. Правда, среди вписанных в графы уроков не было и намека на самые разные разговоры и первые попытки познать мир искушений и растущих желаний. Я вдруг осознала, что это давно в прошлом. Более того — какая-то важная дверь закрылась, как только меня похитили.

В двенадцать лет схожее ощущение необратимости посетило меня, когда папа дал мне кредитку с баснословной суммой — а самое главное, я даже не знала, куда это все деть…

«Пусть у нее всегда будет доступ к финансам, мало ли…» — рассуждали папа с мамой.

И что я сделала? Накупила вредных шоколадок, видеоигр и вожделенный блеск для губ с запахом клубники. Этими вещами измерялось мое подростковое всесилие. После этого я поняла, что могу делать что хочу, и повысила ставки и требования к миру.

Тогда это сделали деньги.

А теперь человек.

* * *

День прошел довольно бестолково. Я то читала, то внезапно принималась метаться по комнате, когда меня озаряла очередная бесполезная идея вроде простукивания стен в поисках тайного входа.

Потом ждала. К вечеру я стала часто поглядывать на часы и высматривать в окне знакомый силуэт. Улицы опять накрыл туман, а в воздухе уже чувствовался привкус ночи и холода. Редкие огоньки вдоль канала были практически не видны, и мир вдали казался утонувшим во тьме безвозвратно.

Куда это Кай опять пропал? Мне было скучно и немного боязно…

Когда стало темно, я попыталась найти выключатель, но впустую. Выяснилось, что свет включался только на кухне и в ванной. Какой дурацкий, нелепый дом. Все здесь какое-то неправильное. Я немного боялась темноты, потому что не знала, что в ней увижу. Иной раз предметы принимали самые странные очертания и возникал суеверный страх. Хотелось включить свет везде где только можно, но в голову почему-то лезли дурацкие мысли о счетах. Мало ли, вдруг Кай экономный… Единственным, что слегка освещало комнату, был фонарь у дома.

Я забралась под одеяло и включила радио. Голос диктора что-то мило ворковал и немного успокаивал. Создавалось ощущение какого-никакого уюта. Голландский язык казался мне забавным — чем-то смахивал на немецкий, только грубее.

Я и сама не заметила, как уснула под ровное бормотание радио. Не знаю, сколько прошло времени, но звуки реальности вернулись, когда громко хлопнула дверь в прихожей. Почему-то я инстинктивно напряглась, все еще с плотно сомкнутыми глазами. Радио тихо шипело и потрескивало в темноте, и кто-то осторожно прошагал в комнату.

Воздух наполнился горькой сладостью. В душе я безотчетно почувствовала огромное облегчение от того, что Кай пришел.

Его усталость витала в комнате. Он щелкнул переключателем, и радио замолкло. Я внимательно вслушивалась в его движения, притворяясь спящей.

По звукам можно было только догадываться, что он делает.

Вот щелкнула зажигалка и всюду расползся дым. Тихонько стукнула створка окна, и в воздухе затрепетал холод. Исподтишка я смотрела на его фигуру сквозь полуприкрытые веки. Лица Кая видно не было, лишь угадывались темные очертания его фигуры, застывшей на подоконнике с небрежно свешенной ногой. У рта тлел кончик сигареты, слабо обозначая острые скулы. Больше всего в тот миг я хотела узнать, где он был.