Сквозь ошибочную лингвистику историографии.К методологии сравнительно-исторического исследования на примере конкретной этимологии: гидроним Волга как упаковка реальной и языковой истории

Но суть дела в том, что такой случайной онимизации внутри одного языка в принципе не может быть. Автоматическое нормирование не позволит. Не могут одни и те же носители языка говорить слово правильно, тут же говорить его с ошибкой, считая две формы одним словом, а завтра наряду с первым словом употреблять его искажение как новое слово и не помнить, что это на самом деле одно слово. Может быть, как минимум, сознательное употребление похожих форм в разных смыслах (т. е. разумное создание нового слова) с последующим закреплением смыслоразличительных моментов на письме. В живой речи принимать исходное слово и его трансформацию за два разных слова могут только носители другого языка, не владеющие нормами, которые слышат со стороны и толком не понимают слов чужого (авторитетного!) языка, но пользуются ими. Рано или поздно, при неизменности предметных коннотаций, они стилистически предпочитают одну форму, а при изменении предметности полностью переосмысляют. И лишь потом по этому местному употреблению, закрепившему в двух формах разные предметные коннотации, трансформация (вместе с новой авторитетной предметностью) может вернуться в исходный язык как новое слово (заимствоваться вместе с предметом). Тут нужно представить ситуацию тесного контакта двух разных языков и диффузное, неустоявшееся соседское употребление слов, которое преодолевается в каждом становящемся языке по-разному, что и является образованием слов, по Марру, из одного «праязыкового состояния» (не из праязыка! Такового просто не может быть!). Это объясняет и соответствия-расхождения форм, близость и разницу значений и все наличные несходства. Проблема образования слова Волга автоматически становится межъязыковой проблемой, правильно поставленной.

Чтобы обнаружить происхождение слов, необходимо сравнивать все созвучные, а не только отобранные слова разных языков. Сразу же определяется и методологическая проблема: как сравнивать, на каком основании. Традиционная компаративистика сравнивает по так называемым «праязыковым реконструктам», усреднённым моделям коррелирующих слов разных языков. Марровская компаративистика – по отборным первоматрицам (типологическим формам, которые считаются древнейшими диффузными первословами: сал, бер, йон и рош). Оба способа опираются на теоретико-нормативные предустановления, пусть и разные, которые заранее, до опыта сравнения предписывают модель образования слов и вообще – модель развития языков. Нужно действовать безустановочно, исходя из самих элементарных фактов.

Стоит только заглянуть в словарь любого языка и проверить звуковую материю на [волак, валок, волаг] и т. п., т. е. найти звуковые, не письменные (!) сходства, как обнаружишь уйму похожих и с виду не родственных слов, не имеющих также явного родства значений, но, несомненно, как-то перекликающихся по смыслу.

Я приводил уже ряд балтских слов, которые хоть и не всегда коррелируют «родственно», по правилам звуковых переходов с русским, но вполне очевидна их сопричастность с русскими словами. Повторю и добавлю кое-чего только из литовского (для концентрации), модифицируя русские формы для опознания мотиваций. Valka лужа-волуга (волока), valkes волокуша-волкушь, valkius катаракта-(по)волоки(ость), valkata бродяга-волокат, vilgsnas влажный-волгшний, v`ilgyti мочить-волкать, v'algyti есть-во-алкать, valgis еда-въелога (волога), valgus прожорливый-въелгой, valgykla столовая-въелги-кла(дь), valgovas едок-въелговый-вольговый, pavilga приправа-по-въелока, pavilgas примочка (по-волочка), vilkas волк-влекий-в(е)ликий, vilkti волочить-влекти, vilketi носить (одежду) – валкать, т. е. изнашивать, velenas вал-валун, volas вал, насыпь, каток (скаток с-вала), valas кромка; леска (явные омонимы: от вал и волос), valstybe государство-волостыбь, valstija штат-волостия, valstietis крестьянин-волостец, valingas волевой-вольнгий, volunge иволга-волюнга.