Сквозь столетие (книга 1)

— Победа! Сдаются! — изо всех сил закричал Колотушкин. — Мы победили! Теперь их начальство пришлет парламентеров. Товарищ Гречнев! Вы должны встретить их и заявить, что принимаем их капитуляцию без каких-либо предварительных условий — все оружие сдать, солдат отпустить по домам.

— Не торопись, Колотушкин, когда придут, тогда найдем что сказать.

Однако из казармы никто не выходил.

Снова неожиданно появился Павлик и доложил:

— Товарищ Гречнев! А солдаты-то отступают.

— Как отступают?! — встревоженно воскликнул Колотушкин.

— Покинули казарму, удирают.

Гречнев, сбив на затылок шапку, покачал головой.

— Товарищ начальник штаба! Как же это так? Что будем делать? Мы упустили их и теперь не догоним. Да еще метель поднялась, а это им на руку.

— Товарищ командир! И я, и вы, и все мы повинны в этом. Наступали на казарму, шли в лоб… А надо было окружить со всех сторон. И бомбы были. Мы заставили бы их капитулировать!

Метель и в самом деле незаметно разгулялась, щедро валил снег, а ветер рассеивал пушистые снежинки, они кружились, образуя сплошную пелену, похожую на серебристую вату.

— Люди со вчерашнего дня голодные, — будто сам себе сказал Г речнев.

— Чем будем кормить? Не позаботились… — задумался Колотушкин.

— Надо идти к вокзалу, там поблизости базар, куда крестьяне привозят продукты, — посмотрел на него Гречнев. — Что-нибудь да найдется в вокзальном буфете. И бабы на лотках съестное продают.

Неугомонный Павлик опять прибежал с новостью.

— Товарищ Гречнев! — воскликнул он. — Я был на базаре. Только что оттуда. Мужики из ближайших сел привезли много продуктов и предлагают шахтерам, а деньги, говорят, отдадите потом, когда завоюете свободу.

Гречнев ничего не сказал парню, только посмотрел на него с благодарностью и похлопал по плечу. Потом отвел в сторону Колотушкина, Гуртового и Дейнегу.

— Надо что-то предпринимать. Люди доверились нам, поднялись на восстание. Что мы им теперь скажем? — Гречнев умолк и посмотрел на Колотушкина. — Что ты предлагаешь, товарищ Никифор? Ты же человек военный, недавно воевал с японцами.

— Что я могу сказать? Виноват я, ошибся, — тихо начал он, стряхивая снег с ватника. — Мы не окружили казарму. А надо было поставить дружины тесным кольцом, чтобы ни один солдат не проскользнул. А они вышли все целенькими, перехитрили нас. Думаю, что скоро вернутся. Еще рано, — посмотрел на часы, — десятый час. Предлагаю половину дружинников оставить на территории шахты. Остальным — весь третий отряд и половина второго — занять вокзал и всю прилегающую к нему местность, чтобы не пропустить эшелоны с царскими войсками и встретить едущих к нам на помощь из Екатеринослава. Кажется, все. Да, еще одно — у нас осталось более пятидесяти бомб. Тридцать выдадим тем, что остаются на шахте, а двадцать — защитникам вокзала. Чтобы не застигли нас врасплох.

К ним подбежал запыхавшийся телеграфист:

— Товарищ командир, вам телеграмма, получена по нашей железнодорожной связи.

Гречнев взял листок бумаги и прочитал телеграмму.

— Да… — печально вздохнул он. — Телеграфирует наш делегат из Екатеринослава. Екатеринославский комитет нам теперь ничем не поможет, в город прорвались солдаты… Теперь нам надо рассчитывать только на свои силы. А сейчас прежде всего надо накормить людей!

Дейнега и Гуртовой отправились со своими дружинниками на вокзал, а Г речнев и Колотушкин повернули первый отряд и часть второго на шахту.

Не прошло и часа, как солдаты, бежавшие из казармы, стали возвращаться в Горловку, но пошли не туда, где находились ночью, а начали полукольцом окружать район вокзала.

Часовые доложили Гуртовому, что к вокзалу приближается пехота, а следом за нею по флангам кавалерия.

— Это казаки, товарищ Гуртовой, — уверенно сказал Павлик, который уже побывал в дозоре. — Точно, казаки. В черных широких бурках, в папахах и с пиками. Их прислали сюда из Енакиева, потому что драгуны испугались и показали пятки. Давайте и казаков пугнем.

— Помолчи, Павлик. Сбегай-ка к Гречневу. Я сейчас напишу записку, отнесешь ему и на словах передашь, что мы готовимся к бою.

К Гуртовому подошел Дейнега:

— Наши гришинцы, а с ними кадиевцы и авдеевцы заняли позиции с левой стороны станции, залегли вдоль колеи. Я пришел попросить тебя, чтобы ты поддерживал с нами связь. Не отступим ни на шаг! Это клятва! Ясно?

— Ясно! — ответил Гуртовой. — Ты переспрашиваешь, как учитель в классе.

— Такая уж привычка, друг. Учитель есть учитель. Иду. Дай пожму твою руку!

Они обнялись и посмотрели друг другу в глаза. Гуртовой провел пальцами по своим лихо подкрученным усам и на прощание сказал:

— Я, как штейгер, привык, чтобы в шахте был порядок. Под землей тяжело, темно, ничего не видно, только фонарик указывает, куда идти. Да мы знаем, как себя вести. А тут, на земле, все видим. И врагов вон видно как на ладони. Глянь! Идут врассыпную. Иди, учитель. Мы не подкачаем.

Дружинники обоих отрядов молча заняли позиции. Гуртовой вынул из жилетного карманчика часы. Без четверти одиннадцать. Пехота приближалась, за нею в отдалении двигалась конница.