Сквозь столетие (книга 1)

— Ты забываешь об этикете. Он же не с детьми придет, а один. Сколько я тебя в свет возила, а ты как был тупым мужиком, таким и остался… Мы будем с тобой в зале, а Серафима как бы случайно заглянет, взять книгу или что-то другое, а там видно будет, как он поведет себя. Я по его лицу увижу. Заметно будет, понравится ли. Если Серафима приглянется ему, я сумею задержать.

— Я пойду переоденусь.

— А ты не вздумай напялить на себя мундир дворянский или гусарский.

— А что?

— Это же визит… Ну, как говорят… Эх! Жозе! — крикнула во весь голос.

И через мгновение в комнату впорхнула жеманная кокетка.

— Бонжур, мадам, месье! Силь ву пле! — прощебетала, согнувшись в манерном книксене.

— Перестань! По-нашему давай. Кто это будет, когда приглашают… Ну нас… полковника приглашают на прием во дворец. Какой это прием?

— О! Это будет, это будет… Оффициель прием. Официальный.

— Ясно! Прочь отсюда!

— Мерси, мадам! — выскочила девушка из комнаты.

— Слышишь, ты, дуб тупоносый! Это же не официальный прием! Дошло до твоей башки? — Постучала ему по лбу. — Этот непрошеный гость сам назвался. Сам! Понимаешь? Ты сказал, пускай приходит. Ты будешь в зале, а я возле окна сяду. Познакомишь. Серафима потом, вроде случайно, забежит, я уже говорила тебе об этом. А вдруг она приглянется гостю. Мальчики пусть гуляют… Повторяю — никаких мундиров, выйдешь в том, что на тебе.

— Архалук хороший, гм, гм, — одергивая полы цветастого халата, захихикал Осип.

— Он совсем новый. Только ты его немного чем-то закапал. Ничего. Для такого гостя сойдет. Да подпоясаться надо. И смотри мне — не перепей. Один или два бокальчика — и достаточно.

Разные мысли пронеслись в голове Аверьяна Герасимовича, пока он дошел до комиссаровского «дворца». Приблизился и удивился. В самом деле, какое-то странное сооружение! Ему говорили, что новый барин не захотел строить хоромы на городской манер — дом в несколько этажей, а из-за настойчивой причуды жены построил длинное, одноэтажное здание, «чтоб было больше комнат».

Аверьян Герасимович пытался представить себе предстоящую встречу. Его волновало, как он будет смотреть на человека, с которым свела его судьба. Это он, Осип, не известный никому ремесленник, незадачливый шапочник, выплыл на поверхность благодаря несчастью, постигшему его незабвенного друга и товарища Дмитрия Каракозова. На чужом горе, на чужой смерти возвысился бесстыжий мужик и теперь блаженствует, выжимая пот и деньги с трудолюбивых запоро-жан. Поэтому и хотелось посмотреть на эту ничтожную личность. Не знает зазнавшийся хозяйчик и слабоумный дворянин, что будет принимать гостя, который был близким другом отважного Каракозова.

Увидав приземистый «дворец», Аверьян Герасимович вспомнил далекое петербургское утро. Никак не мог забыть неожиданной последней встречи с другом Митей. Обычно немногословный, Митя все время порывался что-то сказать, но был в таком возбужденном состоянии, что заикался, и не произнес ни слова, только на прощание прошептал: «А… верь… яша! Мой до-ро-гой б-рат! Б…бу…дем за на…род б…бороться! Обещай мне!» Эти слова потрясли тогда Аверьяна. Не мог понять, почему Митя завел такой разговор, но тот пожал руку и требовательно сказал: «Обещай!» Услышав утвердительный ответ, радостно воскликнул: «М… Моло… дец, А…верь…яша! До последнего вздоха б…бо…рись!» Тогда не знал, что последний раз видится с Митей.

Возле крыльца Несторовского встретил «камердин» Омелько Кудлай в расшитой серебряными галунами спереди и на рукавах ливрее, в широкой фуражке, тоже украшенной позолоченным околышем (Осипу захотелось сделать своего слугу еще более разукрашенным, чем швейцар петербургской гостиницы)… Черная борода, сросшаяся с необычайно толстыми усами, придавала ему торжественно-суровый вид, а темнокрасного цвета длинный нос свидетельствовал, что «камердин» частенько прикладывался к бутылкам хозяина.

— Прошу, ваше благородие! — Кудлай открыл двери перед Аверьяном Герасимовичем и ввел его в широкие сени — вестибюль, где всю стену занимал огромный портрет царя Александра Второго, нарисованного во весь рост.

— Пардон! Разрешите узнать, как о вас доложить их высокоблагородию?

Мгновенно мелькнула озорная мысль, и гость громко назвался чиновником десятого класса. Через минуту услышал через открытую дверь, как его отрекомендовал камердинер, пробасив во все горло:

— Его благородие господин коллежский секретарь Аверьян Герасимович… — И, переведя дыхание, спутав фамилию, добавил: — Нестоцкий!

После этого Аверьян Герасимович вошел из коридора в большой зал — гостиную.

— Честь имею засвидетельствовать свое почтение! — произнес по-офицерски и, слегка кивнув головой, добавил: — Дворянин, поручик в отставке.

Губы хозяина задрожали в гордой усмешке. «Поручик — не очень высокий чин», — подумал, напыжившись. Подошел к гостю и, пожимая ему руку, пробубнил деланым басом:

— Рад, рад познакомиться. Полковник Павлоградского гусарского полка… Гм… Гм… Конечно, тоже в отставке… А это моя дрожайшая половина, — подвел гостя к столику возле окна, — Елизавета Ивановна.