Сквозь страх

— Уже и у вас успел наследить. Плохо он кончит. — Он вздохнул и устремил свой взор в сторону Театральной площади. Потом Мулюков махнул в ту сторону рукой. — Там, в здании дворянского собрания, на концертах разных знаменитостей, я не раз видел этого Дардиева с бывшим поручиком контрразведки Миргазияновым. Полагаю, этот Миргазиянов в курсе, где обитает его приятель, — Мулюков склонил голову и уткнулся лицом в свою большую ладонь, но тут же, быстро выпрямившись, добавил: — Бывший поручик живет на Островского, кажется, восемь… Там рядом с этим домом находится посредническая контора по хранению и перевозке мебели. Если спросите, чем Миргазиянов сейчас занимается, понятия не имею. Его приятель-то занимался до службы в армии граверными работами.

— Вот как? Дардиев — гравер. Понятно.

Потом они несколько минут молчали: Мулюков терпеливо ожидал очередного вопроса, а Измайлов мысленно перетрясал все, о чем они говорили. «Не пропустил ли еще какой-нибудь важный вопрос», — размышлял Шамиль.

— Как вы, Талиб Акрамович, полагаете: если Двойник дважды засветился, но выскользнул оба раза из рук контрразведки, как после этого повел себя он и его шеф? Вернее, как они должны себя вести?

— Вопрос непростой. Здесь можно лишь считать возможные варианты, делать предположения.

— Нда, это так, — с ноткой грусти согласился молодой чекист. — Понятно, что этого агента могли либо вывести из игры и дать ему возможность залечь на дно, либо перебросить в другой населенный пункт, либо убрать. Так ведь?..

— Это традиционная общая схема поведения агентов в подобных ситуациях. Правда, сюда еще надо прибавить побег, исчезновение агента от своих шефов. Два провала агента заставляют резидента крепко задуматься. Это не только его настораживает, но и пугает как бы через провалившегося, но бежавшего агента не вышли на него самого. А вдруг контрразведка дала ему возможность бежать, чтобы на его хвосте, как на бабы-ягиной метле, прилететь прямо в апартаменты резидента. Тут многое зависит от поведения провалившегося агента и от личности резидента: если он перестраховщик, или нервный, или болезненно мнительный и так далее, значит, несдобровать этому агенту. И он, предчувствуя расправу, чаще бежит. Реже переходит к противнику, предварительно оговорив условия сдачи. Все эти варианты поведения могут быть применимы и к Двойнику. За исключением, конечно, последнего: он не пришел к нам в контрразведку. Не исключаю возможности, что Двойник, бросив немецкие знамена (если он по национальности не немец), рядится сейчас в одежду монархиста или эсера.

Бывший контрразведчик надел на голову серую фетровую шляпу и застегнул верхние пуговицы летнего пальто. Он не спеша встал, хрустнув суставами ног.

— Вот черт, еще и сорока нет, а отложение солей в суставах как у древнего старца. — Мулюков повернулся к Измайлову и прибавил: — Знаете, думаю, что этот Двойник, как меченая рыба, выплывет еще наверх. Такой уверенности у меня не было бы, если б в стране не происходили такие знаменательные, необычные события. В этом гигантском военном и политическом водовороте, когда все так кардинально, разительно меняется, каждый преступник всерьез надеется не только выжить, но и крепко погреть руки или сделать, примазавшись к какой-нибудь группировке, головокружительную карьеру. Двойник, судя по его почерку, звезд с неба не хватает. Поэтому старые или новые его хозяева будут поручать ему играть не сногсшибательные роли, а небольшие, незаметные, какие обычно поручают в театрах серым, заурядным актерам.

«Не такой уж этот Двойник серый слабак, если сумел дважды уйти от контрразведки, — помыслил Измайлов, поднимаясь со скамейки. — Видимо, самолюбие у него заиграло. Впрочем, посмотрим. Может, он и прав».

Шамиль, горячо поблагодарив Мулюкова за полезную беседу, сразу же отправился к себе на Гоголя, в ЧК. После его доклада Олькеницкий быстро распорядился:

— Возьми, Шамиль, сейчас двух красноармейцев и езжай к бывшему поручику Миргазиянову.

Измайлов хотел было выразить сомнение насчет надобности красноармейцев, но решил промолчать.

Солнце уже давно скрылось за горизонтом, но ярко-розовая широкая полоса, занимавшая треть небосклона, изливала на землю мягкий свет, который позволял еще хорошо видеть на добрую сотню шагов.

Чекист и сопровождавшие его красноармейцы остановились на углу улиц Островского и Петропавловской. Дом, который интересовал их, оказался вторым от угла на противоположной стороне, и вечерние сумерки еще не успели размыть его очертания, и было отчетливо видно все, что вокруг происходило. Рядом с этим внушительным деревянным домом располагалась, как и говорил Мулюков, посредническая мебельная контора, и поэтому тут было людно. Сюда то и дело подъезжали пустые телеги и, нагрузившись комодами, столами, стульями, платяными шкафами, отъезжали в разные стороны. Лошади, тянувшие телеги с поклажей, фыркали, ржали.

«Бойкое место, — подумал Измайлов, — удобное для конспиративных встреч».